Встреча

Февраль, с Крушных гор дует холодный ветер. На пашне после недавней оттепели блестящий ледяной покров, посреди опустевших черешневых садов чернеют фронтоны крыш деревни, расположенной у подножия гор.

Возле дома, примостившегося наверху, у самого леса, стоит длинный вагончик с облезшим лаком. У ступенек ждет высокий старый седовласый человек с большими детскими глазами. Мы у Клудских.

В крошечной кухоньке запах свеженаколотых дров, в ящике у окна купается в пыли больная курица, на пороге растянулись два лохматых пса.

- Это, - показывает состарившийся директор величайшего чешского цирка, - сибирская порода. Большого зовут Тарзан, мне подарили его танкисты в сорок пятом. С одной короткошерстной сучкой они положили здесь начало совершенно новой породе. Вы только взгляните: длинная красноватая шерсть, выразительная маска... - Он улыбается и гладит собак. - Знаете, я очень люблю животных. Выдрессировал их за свою жизнь более пятисот, из них сорок пять слонов. Такой дрессировки нынче не встретишь. Лев на слоне, тигр со слоном. Лев и лошадь, гибриды тигра со львом. Слон и лошадь. Сорок верблюдов. Тигр на лошади - можете себе представить этот каторжный труд? А какая у нас была высшая школа верховой езды и свободная дрессура! Это уже стараниями Альжбеты.

- Вы, собственно говоря, представитель третьего циркового поколения Клудских, не так ли?

- Какое там третье! Корни уходят куда-то в глубь истории, к шумавским комедиантам, сальтимбанкам (Сальтимбанк (франц.) - так прежде называли бродячих артистов, главным образом фокусников и канатоходцев. (Здесь и далее примеч. пер.)) и вообще бродячим акробатам. Сам я родился в девяносто первом, брат Рудольф двумя годами позже. Третьим был Индржих, но он погиб в первую мировую войну. Бедняга Индржих! Я с малых лет работал в цирке. Вплоть до кризиса в тридцать четвертом, когда всему пришел конец.

- Поговаривали, что ваш цирк утонул где-то в Атлантике - или, по крайней мере, большая часть его.

- Болтовня. Мы сроду носа из Европы не высовывали. Такое говорилось о нас, о Беранеке, о Барнуме, о каждом втором цирке. А на самом деле утонул лишь один турецкий цирк во время бури на Черном море, по пути из Констанцы в Смирну. Они вынуждены были побросать животных в воду, лошади плыли за кораблем, покуда хватало сил, - очень грустная история. Об этом несчастье рассказали в Чехии Вортли, у них тогда был контракт с Турцией.

- К какому времени относится расцвет вашего цирка?

- Перед кризисом. Семьсот зверей. Два оркестра, все музыканты из Шумавского края. И три манежа. Десять тысяч зрителей, четыре мачты, "дорога" (Длинный продольный манеж, образованный из соединения нескольких круглых манежей в многоманежных цирках. Применялся для номеров с большим количеством слонов) свыше шестидесяти метров. На ней в финале представления выступало двадцать четыре слона. Мы соединили все манежи, и слоны шли друг за другом, начиная с самого крупного и кончая самым маленьким. Первым шел Бэби, огромный индийский слон. За ним Мутти, Венера, Нелли, Джанни, Джумбо, Буби, это был африканский слон, злой, но меня он любил! Об африканских слонах говорят, что они не поддаются дрессировке, но Буби дрессировали так же, как и остальных. Потом Гамбург, Китти... Я и сегодня всех бы их узнал!.. Мари, Уэллс, Бомбей, Калькутта, Альфельд, Чарли, Пиколло, Цейлон, Борнео, Суматра, Ява - нет, сначала шла Ява. Они умели все на свете!

Он встает, снимает пиджак и становится посреди кухоньки.

- Смотрите, я вам покажу. Все двадцать четыре слона выполняли команду. Чейндж (Перемена (англ.))! Они поворачивались ко мне. Снова чейндж, потом восьмерка, пируэт! Стоп и даун (Лежать (англ.))!

Высокий седовласый человек уже забыл, что он находится посреди кухоньки, где пахнет дровами и тикают старые часы. Сейчас он стоит посреди "дороги" и подает команды своим слонам. Высоко над ним вздувается брезент огромного шатра, оркестр играет экзотическую музыку, на голове дрессировщика белый тюрбан. "Чейндж! Даун!"

Потом вдруг брезент исчезает, и седовласый мужчина снова сидит на стуле возле ящика с больной курицей.

- Господи, я всегда любил слонов больше всего. Я никогда не исчерпывал всю программу, показывал только часть. Всю дрессуру целиком, собственно говоря, никто никогда не видел - это заняло бы целый вечер. Слоны бегали за мной как собаки. Больше всего я любил Бэби, это был самый крупный слон. Я работал с ним сорок пять лет.

- Будь у вас возможность, пошли бы вы снова в цирк?

В его больших карих глазах улыбка.

- Хотел бы, да возраст уж не тот. Я попытался, но уже не могу. Цирк - это тяжкий, каторжный труд. Зритель, как правило, видит здесь лишь романтику да эффект, а тяжкую работу никто не видит. Это требует сил, а я за свою жизнь три тысячи ночей не спал.

- Ваши дети остались в цирке?

Он покачал головой.

- У нас нет детей. У меня был только брат, но он умер. После войны я ездил к нему, он жил в Австрии. Мы пошли с ним в цирк Ребернигга; нас узнали и наградили аплодисментами... Это были мои последние аплодисменты. Брат хотел, чтоб я переехал к нему в Австрию, но я не смог. Ведь есть же у человека родина - или нет?

"Ведь есть лее у человека родина". И это сказал тот, кто пятьдесят лет скитался по Европе.

С минуту - тихо, из кирпичной печурки пахнет древесной смолой.

- Где были самые лучшие зрители?

Смотрит удивленно.

- В Румынии, в Чехии, в Италии, в Польше... в Австрии... Самые лучшие зрители были всюду.

- Может, заглянем на минутку в вагончик? - говорит Альжбета Клудская.

Мы осматриваем пять комнатушек в одиннадцатиметровом вагоне с ванной, радиаторами и протекающей крышей. В этом вагоне, проехавшем по всей Европе, каждый вечер ложится спать старый человек; за задернутыми желтыми занавесками, среди красного плюша, выцветших фотографий и статуэток животных он слушает, как внизу, в долине, свистят поезда.

- Люди, скажу я вам, всегда видели в цирке лишь позолоту да возможность приключений. Редко замечали изнурительный труд, стоящий за всем этим. Сколько достойных имен забыто! Или считали, что жизнь циркового артиста состоит из ряда занимательных историй. Это тоже неверно. Трудно передать, сколь тяжела была жизнь цирка. Все видят лишь манеж, белые опилки на манеже да красную писту (Край манежа, приподнятый над остальным грунтом с помощью глины и опилок. Не дает лошади, бегущей с наклоном к центру манежа, бить копытами по стенкам барьера, нарушать правильность наклона и темпа бега. Ныне этим термином обозначается деревянный барьер, составленный из отдельных частей). Но чего только нет по ту сторону писты! Это мало кто знал. Во времена кризиса лучшие артисты выступали на народных гуляньях в день святого Матвея да в балаганах, чтобы заработать на хлеб. У них никогда не было страховки, а агентства их эксплуатировали. С тех пор многое изменилось - в мире и в цирке.

Он задумался.

- Возможно, люди даже сами не знают, что стремятся обрести в цирке радость. Нечто вроде идеала человека. На манеже нельзя ни хитрить, ни симулировать. Что меня всегда подкупало - это подлинность: на манеже ты таков, каков есть. Умеешь - не умеешь. На манеже протекция бессильна, там не обманешь.

Мы разглядываем пожелтевшие фотографии.

- Вот семья Дворжаков, первоклассные жонглеры. А это Яначеки, прыгуны, экстра-номер на трамплине, а какие у них были клоунские антре! Вот Делаказа, русский дрессировщик лошадей, а тут "Два Ренди", он англичанин, а она русская, жонглеры на лошадях; я недавно получил от них письмо из Индии. Вот мадемуазель Стерино из семьи Лойо. Наездница Валеска Жермен. Карел Шнидр, который однажды попробовал тайно дрессировать в конюшне слонов и выбрал как раз Джумбо. Карел Дворжак, уверявший, что Дебюро (Дебюро Жан-Батист-Гаспар (1796-1846) - знаменитый французский мим, чех по происхождению, выходец из Колина) происходил из их рода. А это Милош Кринерт, шталмейстер слонов, с ним я переписываюсь, а тот, что рядом, - умер, этот тоже, а этот умер в прошлом году... Жаль, что у нас не было детей.

Никто из нас этого не сказал, но так оно и есть: имя величайшего чешского цирка неразрывно связано с судьбой многих безымянных циркачей из Шумавского края, Моравии, со всей Европы, с жизненной судьбой давно уже забытых монтировщиков (Рабочие, производившие монтаж и демонтаж передвижных цирков, в описываемый период подчас выступали и в роли музыкантов) и музыкантов, дрессировщиков и укротителей, конюхов и капельмейстеров. Это история, которая должна быть написана, потому что память о ней давно уже улетучилась. История, выцветшие следы которой и теперь уже надо искать в архивах по всей республике и которая канет в Лету вместе с ее последними свидетелями.

- Что вы считаете величайшим несчастьем в жизни цирка?

- Войну.

Глубоко в долине тускло светятся вокзальные огни. Хождение по архивам и поиски свидетелей былой славы начинаются.

С какой целью?

Для того чтобы проследить судьбу самого известного чешского цирка в условиях того общества, в котором он возник, развивался и закончил свое существование. Сопоставить рассказы с архивами, записать имена, которые в противном случае оказались бы забытыми, и описать, как готовилась и в чем заключалась знаменитая дрессура, которую с той поры на манеже уже никто не показывал.

А также преклониться перед человеком, который всю жизнь любил свое дело и остался ему верен до конца.