Подходя к "Арлекину"

На следующий день, подходя к "Арлекину", я замер от удивления: когда же Касфикис успел все это сделать?! У фасада в три метра высотой стоял плакат: я был изображен на нем во весь рост, в тельняшке и кепке, а в руках держал колодки. Сердце мое замерло - я впервые видел себя со стороны, впервые видел свое имя, написанное огромными буквами.

Я был доволен, счастлив и немного напуган. Такая афиша! Такой гонорар! А вдруг мне не удастся все пять представлений собирать полный зал? Вдруг только на один вечер удалось мне завлечь публику неожиданным репертуаром, нервным состоянием, ибо решалась моя судьба, пусть хоть и на ближайшее время. Но такая реклама - дело не шуточное.

И, может быть, впервые я задумался о своем выборе, об ответственности и о том, что пути назад нет. Но парень я был молодой, решительный и смело зашагал к театру.

В первый вечер и в последующие все пять сеансов шли с аншлагами. Я заметил, что в зале стало появляться больше простой публики. Со временем я узнал все рабочие районы Екатеринодара, познакомился с их жителями и мог уже, выходя на сцену, крикнуть: "Здорово, Дубинка!" или: "Здорово, Покровка!" -и услышать в ответ дружеские отклики.

Выступления мои составлялись, как и прежде: монолог Дурова, потом разговоры о жизни города, тут темы постоянно менялись и всегда были злободневными, потом исполнялась песня и в заключение - куплеты или частушки. Во время "разговоров" в зале стоял постоянный смех, потому что недостатков в жизни города было предостаточно и население его немало мучилось от них. Думаю, что именно этот "разговор" и помогал собирать полный зал. Большую помощь получал я от Николая Коварского. В прошлом он многим артистам писал репертуар, а теперь и мне помогал оформлять мои репризы и сценки.

Надо сказать, что Коварский знал многих куплетистов, даже тех, кто еще в детстве поразил мое воображение, например, Сергея Сокольского, знаменитого в свое время куплетиста, которому он тоже писал репертуар.

Маска Сокольского - обиженный жизнью и опустившийся на дно человек - сразу завоевала популярность, таких было много. Маска стала распространяться на эстраде, но каждый артист приспосабливал и менял ее в зависимости от своего характера и склонностей. Так, например, "босяк", которого показывал Убейко, был похож на французского апаша: он был всегда веселым и неунывающим.

Думаю, что маска босяка потому стала такой популярной среди артистов и зрителей, что от лица этого потерянного человека можно было сказать много горьких слов, можно было оплакать неудавшуюся жизнь и высмеять богачей.

Коварский рассказывал мне и о других исполнителях. Многих я видел и сам и всегда невольно проверял себя их искусством. Но что-то заимствуя у них - тогда это было в порядке вещей,- я старался находить и свое. Во время выступлений в "Арлекине", мне кажется, удавалось это делать.