Пора новой подготовки

Еще в начале зимы 1918 года отец отправился в Триест за двадцатью пятью вагонами, которые мы там оставили перед войной. Тогда мы полагали, что война кончится за какие-нибудь несколько недель, самое большее месяцев. В вагонах было новое шапито, крепления, колья, мачты, пьедесталы и клетки - все, что положено иметь порядочному цирку. Когда отец приехал в Триест, выяснилось, что двенадцати вагонов из двадцати пяти и след простыл, а остальные тринадцать находятся в плачевном состоянии. Часть обгорела, все пришли в ветхость, поломались, при малейшем дожде их заливало, и, разумеется, все они были пусты, словно их вымели. Эти тринадцать вагонов как бы предвещали дальнейшие неудачи. Возможно, потому отец отправил обратно всего двенадцать, а в отношении тринадцатого утверждал, что тот не перенес бы дороги, а груда старого дерева найдется и в Моравии и незачем везти ее из самого Триеста.

Каждый уважающий себя цирк должен иметь по меньшей мере три номера, без которых он не имеет права называться цирком. Высшую школу верховой езды, клоунов и хищников. С хищниками пока следовало обождать. Клоунов до этих пор мы изображали сами, стало быть, могли изображать их и впредь. Почему бы и нет? Следовательно, нужно было начать с высшей школы. Для нее требуется директор, хлыст и лошади. Директор был, хлыстов сколько угодно - пожалуй, только они и остались после войны - от шамбарьера до арапника. Не хватало лишь пустяка: лошадей.

Мы объездили всю Чехословакию, но ни одной лошади, годной для высшей школы, не нашли. А если и находили, цена ее была такова, что мы и думать о том не могли. Вспомнив, что перед войной родиной цирковых лошадей являлась Венгрия, мы направились к венгерской границе. Но и это было понапрасну. Наконец мы раздобыли свыше двадцати более или менее приличных лошадей - примерно одна лошадь на сто пятьдесят ярмарок и конских рынков, значит, нам пришлось осмотреть и обойти втроем более трех тысяч конских рынков.

Лошади для цирка должны быть не только одинакового возраста, но и одинакового роста, иметь расцветку одного оттенка, одинаковый темперамент, одинаковую быстроту реакции. Вот, говорят, лошадь белой масти, но белая масть может быть серебряной или серебристой, или впадающей в серебро, может быть пепельной, молочно-пепельной, шелковистой, жесткой, бархатистой. Если у вас есть две лошади с шелковистой шерстью, у одной из них высокий аллюр, у другой низкий. А если у вас две лошадище шелковистой шерстью и одинаковым аллюром, одна из них страшно норовиста, а другая спит даже во время кадрили. Когда, наконец, у вас есть лошади, отвечающие всем требованиям, это еще вовсе не значит, что они годятся для цирка. Из тысячи хороших лошадей для цирка годится одна - если вам хоть немного сопутствует удача. С той минуты, когда мы, скажем, в Годонине на рынке взнуздаем невзрачного жеребчика, до той минуты, когда жеребец с бархатистой шерстью будет нетерпеливо бить копытом по покрытию манежа, пройдет немало времени, и с ним придется изрядно повозиться.

Двадцать четыре купленных на ярмарках лошади - двенадцать белых и двенадцать вороных - я дрессировал вплоть до весны следующего года. Изо дня в день по десять-пятнадцать часов, чаще по пятнадцать. При дрессировке тигров и львов нужно иметь адское терпенье. Попробуйте остро очинённый обычный карандаш поставить на стол острием вниз. Конечно, он тут же упадет, а вы вновь и вновь, в сотый и в тысячный раз продолжайте свои попытки поставить его, пока он не будет стоять. Нет, это слишком просто. Вы должны натренироваться так, чтобы он стоял на острие всякий раз, когда вы захотите. Дрессировать лошадь для высшей школы верховой езды - примерно то же, только работать надо больше, потому что лошадь существо живое. Да еще какое живое!

Хороший номер в исполнении группы из двадцати львов или тигров добросовестный дрессировщик подготовит за восемь недель упорного каждодневного каторжного труда - если речь идет не о смешанной группе животных. Если это тигры вместе со львами, понадобится еще неделя, но столь же каторжная работа с лошадьми длится не менее года, если лошадь вообще выйдет на манеж и не оконфузится с первого же шага так, что зрители будут рыдать от смеха. Случается, что после девяти месяцев упорного труда одна из лошадей выпадает из номера. Может заболеть, сломать ногу или просто выяснится, что она не годится для номера. Это означает - найти замену и начать дрессировку всех животных сызнова, с самого начала. Всех, а не одной этой лошади!

Когда спустя следующие девять месяцев у вас выпадает следующая лошадь и вас при этом не хватит удар, из вас может выйти неплохой дрессировщик.

С пятнадцати часов ежедневной дрессировки мы перешли на семнадцать, а вечером давали представление. Итого, девятнадцать-двадцать часов ежедневно. Оставалось около пяти часов. Пять часов, в течение которых многое нужно устроить, увидеть, сделать, проверить, подготовить. Кроме того, человеку надо иногда поесть и не мешает поспать, чтобы не быть раздражительным и усталым, иначе с животными не справишься, а только испортишь их.

В то время мы ездили лишь по Чехословакии. С 1920 года зимы мы проводили в Иркове, где отец устроил зимовье: сюда входил учебный манеж, конюшни и зал для дрессировки хищников. В зимние месяцы мы работали там от темна и до темна, а ранней весной снова пускались в путь. Постепенно мы приобрели новых животных, Рудольф привез из Альфельда десять дромадеров, а Василе Попеску из Румынии - десять водяных буйволов. У нас снова появилось несколько тигров и львов.

О том, сколько животных прибавилось в конюшнях и клетках, более чем красноречиво свидетельствует старая программка:

"Уникум! Огромный бегемот, которого можно увидеть на суше и в воде.

Более пятидесяти видов обезьян, в том числе так называемый лесной человек, разновидность гориллы.

Белоснежные дрессированные липицианы.

Настоящие першероны, не имеющие себе равных.

Тапир.

В чистых боксах стоят лошади, среди них чистокровные английские, арабские, тракененские, зеландские, венгерские, восточнопрусские, липпинские и т. д. и т. д.

Здесь можно увидеть и трех самых маленьких в мире лошадей. Это очаровательные шотландские пони, маленькие изящные создания, доставляющие развлечение главным образом детям!

Демонстрируются также бурые, черные и белые медведи!"

Хотя мы вновь изрядно преуспели, до былого уровня было еще далеко. В ирковском зимовье мы с тех пор отрабатывали все сложные номера. Если случалось, что на масленицу мы находились где-либо неподалеку от Иркова, то непременно заезжали туда со своими животными, чтобы принять участие в грандиозном чумном шествии. Дело в том, что каждый год в первую среду великого поста ирковцы устраивали маскарадное шествие по городу. Это был старинный обычай, точно так же, как, скажем, милевские маскарады. Легенда гласит, что некогда в средние века во время буйной масленичной процессии один не в меру развеселившийся молодой человек вскочил на кладбищенскую стену и пригласил покойников принять участие в гулянье. И якобы тут же во главе процессии появился скелет на лошади в яблоках и изрек, что не пройдет и года, как все эти люди умрут. Не прошло и года, как в Иркове вспыхнула чума и большинство жителей умерло. Ведь еще до недавнего времени одна улица там называлась Улицей мертвых. Вот это - реальность, первое же - красивая легенда. Тем привлекательней была она для цирковых артистов, чье сердце и ум всегда волновали подобные истории. Кстати, вспоминаю, что в двадцатые годы я видел пьесу на этот сюжет в театре Кийиц близ Иркова в исполнении какой-то странствующей труппы. Чумное шествие, стало быть, имело древнюю традицию. Но с двадцатых годов во главе шествия ехал не скелет, а вольтижерка на панно (Цирковое седло - жесткий волосяной матрасик, облегающий спину лошади) на белоснежной лошади. Это было гораздо красивее, тем более что следом за ней двигались лошади с уланами, арабами, и дрессировщиками, а в конце шли слоны с проводниками-индусами. Так меняются времена.

Летом двадцать первого года мы замахнулись на второй манеж. Одного уже не хватало, но манеж нельзя произвольно увеличивать или уменьшать. От этого страдает качество конной дрессировки и вольтижа или упражнений на бегущей по кругу лошади. При вольтиже бегущая лошадь, чтобы сохранить равновесие, должна иметь определенный наклон. Если наклон больше, артист при прыжке в седло может сорваться, если угол меньше, он может упасть на писту. А наклон лошади зависит от радиуса манежа: традиционный идеальный диаметр, сохранившийся со времен первого цирка Астлея, по сей день составляет тринадцать метров. Мы не хотели рисковать ни артистами, ни лошадьми. Между прочим, по закону цирка тот, кто покалечит лошадь, должен сам ее убить. Это был суровый, но справедливый закон.

Зимой мы дрессировали уже на двух манежах. Я занимался высшей школой верховой "езды, верблюдами и слоном, брат - хищниками. Вместе с отцом мы втроем подготовили два новых номера, на которые возлагали большие надежды: лев и тигр на лошади. На одном манеже во время представления должны были выступать лошадь с тигром, на другом - лошадь со львом.

Мы очень долго обдумывали, как это сделать, взвешивали все "за" и "против", высчитывали и прикидывали. Потом принялись за работу. Это был немыслимый каторжный труд, сотни раз мы впадали в отчаяние.

Мы выбрали двух самых спокойных лошадей, тигра в возрасте двух с половиной лет и такого же льва. Подобные хищники уже староваты для дрессировки, но по крайней мере со сложившимся характером. Это были разумные и красивые животные, если о тигре можно сказать, что он разумен. Красив он всегда.

На мне в этом многотрудном номере лежала забота о лошади, на брате Рудольфе - о хищниках, а на отце - обо всех нас вместе взятых.

Когда теперь по прошествии многих лет я читаю в газетах о безусловных и условных рефлексах, меня это всегда радует, ибо именно так работали тогда и мы. Только не знали, как это называется. Разве мог бы дрессировщик сказать: теперь на основании условных рефлексов я подготовлю номер, который будет иметь мировой успех! Вместо этого он говорил себе - мне просто необходимо показать что-то новое и невиданное, и, использовав свою смекалку и опыт, подбирал для номера этот чертов молодняк.

Как мы тогда это делали?

Вот как.

Прежде всего надо было подыскать подходящего тигра, льва и лошадей. Не испорченных и как можно более спокойных животных. В часы кормления мы проводили лошадей возле клетки со львом и тигром. Лошади исподволь привыкали к звукам и запаху хищников, хищники в свою очередь привыкали к лошадям и уже связывали их присутствие с появлением еды. Мы подводили лошадей все ближе и ближе к клеткам и давали им сено. Поначалу они нервничали, но вскоре освоились. Через какое-то время животные привыкли друг к Другу. На это ушел месяц, может быть, чуть больше.

Потом на спину лошадей мы прикрепили панно - нечто вроде плоского деревянного седла. Обычно на него прыгает артистка или артист, а мы хотели, чтобы на нем ездил тигр. Когда лошади свыклись, мы с помощью полиспаста подняли на панно пустой ящик и тщательно закрепили его; лошадь бегала рысью с ящиком на спине вдоль писты. Когда она к этому приноровилась, мы, посадив в ящик тигра или льва, запирали его и ставили на панно. Хищники получали еду только в ящике на спине у лошади, так что работа с ними трудностей не доставляла. Лошади при этом поначалу стояли, потом мы начали медленно вываживать их в манеже, пока тигр и лев не приспособились к тряске и качке во время движения. Движение постепенно убыстрялось, с каждым днем мы увеличивали скорость. Переход с шага на рысь потребовал примерно месяц. Затем мы осторожно начали убирать из ящика перекладину за перекладиной, пока хищники не оказались на голом панно.

Но это было всего полдела. Не хватало главного: прыжка. С помощью куска мяса мы заставляли хищника спрыгнуть с лошади на опилки. Это не составило особого труда, сложнее было заставить его снова прыгнуть обратно. Обезопасив лошадь решеткой, мы воздвигли перед ней пирамиду из пьедесталов. Положили на панно кусок мяса. Тигр вскочил на пирамиду, а затем с комфортом на панно. Приходилось следить, чтобы в мясе не было костей. Стоило лошади услышать на спине хруст и треск костей, она принималась дрожать - это у нас случилось только раз и пришлось все начинать чуть ли не сначала. Потом уж мы были осмотрительнее, чтобы не волновать лошадь.

После этого мы убрали один из пьедесталов, положили на панно мясо, тигр взлетел элегантным прыжком. Лошадь звали Бриллиант, льва - Ромул, имя тигра я уже забыл. Однажды Ромул прыгнул на Бриллианта, тот сбросил его, опрокинул решетку и побежал. Лев помчался следом. Я со страху схватил его за хвост, чтобы оттащить обратно в шатер, и Ромул кинулся на меня. У меня по сей день сохранился от этого великолепный шрам.

Спустя несколько дней мы убрали следующий пьедестал, вместо трех осталось два, потом один - каждые две недели на пьедестал меньше, и через какое-то время хищники прыгали прямо с манежа. Я сказал - через какое-то время. А в целом эта дрессировка от пяти до десяти часов ежедневной тяжкой работы длилась год.

В общем, все это пустяк. Если вам когда-нибудь станет скучно, можете попробовать. Нужно лишь немного терпения. Если и тигр будет отличаться терпением, через год вы подготовите изящный номер. Возможно, время от времени придется только менять лошадь, если вам повезет.

Везти должно в любом случае. В цирке без везения не обойтись. Вероятно, именно потому люди, имеющие отношение к шапито, столь суеверны. С тех пор, как существует цирк, каждый циркач имеет талисман. Иногда он сам над тем смеется, шутит по этому поводу, но горе, если он забыл его на окне вагончика! Вот суеверие номер один. Талисманом могут служить не только когти тигра и зубы льва, которые носят укротители и дрессировщики. Для этой цели годятся и старые, давно уже не нужные вещи - артист вообще трудно расстается с вещами, с которыми когда-то выступал, допустим, со старым хлыстом из времен детства. Укротительница Ивонна носила не хлыст, а шелковый носовой платочек, подаренный ей матерью одного испанского тореадора. Карибские индейцы из цирка Уильямса каждый вечер выпускали стрелу в сторону заходящего солнца. Без этого дрессировщики не входили в клетку. В одном цирке кассиршей непременно была горбунья, в другом по пятницам не дрессировали, кто-то держал в конюшнях на счастье козлов. Мы тоже. Когда артист шел на манеж и ему перебегала дорогу кошка, он останавливался как вкопанный, пока ему не перебежит дорогу другая. Старая женщина не имела права подойти к кассе первой. В этом случае кассирша быстро захлопывала окошечко и звала монтировщиков, которые до тех пор точили с бабушкой лясы, пока кто-нибудь другой не покупал билета. Зато если первым приходил человек с каким-нибудь физическим недостатком, он получал бесплатно ложу - таков неписаный закон любого цирка. И далее: униформисты не имели права подметать манеж по направлению к форгангу (Занавес, отделяющий манеж от входа за кулисы), иначе на ближайшем представлении лошадь сломает ногу. Первую мачту в новом сезоне всегда устанавливали дети циркачей. Костюм, брошенный поперек кровати, означал полгода без контракта. А сколько еще было всяких поверий!

С тигром, львом и лошадью и с двумя манежами мы после успешного летнего сезона достигли к концу зимы 1922/23 года примерно того уровня, на каком застала нас мировая война.

Но мы не хотели на том останавливаться.