США

Американский цирк - помпезный, калейдоскопический, яркий, богато убранный, великолепно оснащенный - сначала ошеломляет. Все американские цирки - передвижные. Они работают в шапито или спортивных залах. Одним из самых крупных и преуспевающих является предприятие "Братьев Ринглинг, Барнум-Бейлей". В 1970 году этот цирк отпраздновал свое столетие.

После смерти Барнума дело возглавил его компаньон Д. Бейлей, а в начале XX века - братья Ринглинг. Теперь им владеет Ирвин Фельд, но в программах и афишах осталось прежнее название цирка - "Бр. Ринглинг, Барнум-Бейлей", за что Ринглинги получают определенные проценты от доходов.

С течением времени ведение дела совершенствовалось, все пышнее и грандиознее становилось оформление, но стиль коммерческого предприятия остается неизменным. Сегодня это самый преуспевающий цирк США. Он работает круглый год: летом - в шапито, а зимой - в крупнейших спортивных залах США и Канады. В штате цирка более четырехсот человек, из них более двухсот - артисты и художественно-технический персонал. Участвовать в программах этого цирка приглашаются самые лучшие артисты из других стран мира. Контракт обычно заключается на один-два года и более.

Представление цирка "Бр. Ринглинг, Барнум-Бейлей" я видел несколько лет назад в канадском городе Торонто. И должен признать, что это необыкновенно красивое, можно даже сказать, поражающее зрелище. Оно состояло из тридцати трех номеров, исполнявшихся артистами США и целого ряда других стран мира, в том числе и социалистических стран Европы.

После увертюры началось парадное шествие всех участников, одетых в необыкновенно нарядные костюмы, украшенные страусовыми перьями. В отличие от обычных цирков здесь таких парадов-алле было три. Перед вторым отделением двадцать шесть юношей в "гусарских" костюмах вывели и торжественно провели вокруг манежей девушек под пышными покрывалами. Вмиг покрывала сброшены - и вот уже в воздухе двадцать шесть кордепарелей, которым внизу ассистировали юноши. В конце представления был прощальный парад - торжественно провели всех животных в парчовых попонах, рядом шли девушки в платьях со шлейфами; все это казалось сказкой из "Тысячи и одной ночи".

Но эти парады, так сказать, рамка, обложка. А представление было замечательно множеством уникальных номеров. Было в программе два воздушных полета, которые работали над двумя манежами одновременно и почти синхронно делали двойное сальто-мортале. Эквилибрист X. Эверест вверх по высокой лестнице поднимался, прыгая со ступеньки на ступеньку на голове, а вниз сошел на руках и, не доходя несколько ступенек, сделав переднее сальто-мортале, оказался в манеже. Г. Бартиелли поднимался на лыжах вверх по горке, а потом спускался вниз с этого своеобразного трамплина. В конце горки он упирался лыжами в барьер и, получив от толчка темп, выскакивал из лыж, делал сальто-мортале и оказывался на небольшой площадке. В финале номера, уже в манеже, он делал стойку на руках, опираясь на лыжные палки, соединенные по три в пирамиды, а затем с этих пирамид прыгал в манеж на руки, палки при этом рассыпались. Канатоходец Л. Алзано шел, так сказать, пешком по тросу, натянутому под углом примерно в сорок пять градусов, шел без всяких приспособлений и приходил на канат, натянутый на пятнадцатиметровой высоте. И уже на этом канате проделывал сложные трюки также без всякого балансштока и лонжи: делал, например, двадцать прыжков через скакалку. По тому же тросу он спускался в манеж. Весело был построен номер жокеев Г. Ханне - Форд. Комический персонаж этого номера, одетый в мешковатый костюм, выходил как бы из публики и неловко прыгал на коня, отрывая фалды фраков у партнеров. Вдоволь повеселившись и повеселив публику, они показывали отличную жокейскую работу.

Номер "Атомная пушка", как самый эффектный, исполнялся в финале, когда работа на двух манежах прекращалась, а на третий под особую, словно плывшую в пространстве музыку выходили десять униформистов, одетых в костюмы космонавтов, и торжественно выстраивались по бокам. Затем выкатывалась пушка с длинным стволом. Рядом с ней шли исполнители - брат и сестра, восемнадцати и шестнадцати лет, и их отец. Он был заряжающим. Юноша и девушка поднимались по стволу пушки и опускались в ее дуло. Тогда отец после различных церемониальных приготовлений производил выстрел. Один за другим "космонавты" перелетали пространство примерно метров в десять и опускались, сделав пируэт, на сетку, оставшуюся от воздушного полета. Сам перелет занял считанные секунды, но приготовления длились минут десять. Номер эффектный и очень картинно обставлен. Но лично я считаю, что у циркового артиста интересно его активное участие в номере: интересно что он делает и как он это делает. Здесь же артист превращается просто в неодушевленный предмет, в снаряд. И успех, а значит, и сама жизнь артистов зависят не от ловкости, а от точной дозировки пороха, от точной наводки. Это зрелище, а не искусство. Я уж не говорю о вредности его для здоровья.

Представление произвело сильное впечатление не только рекордными трюками, но и постановочными средствами. Однако было в самом процессе проведения этого представления нечто такое, что заставляло сомневаться в том, что владельцы всего этого великолепия считают цирк искусством, а людей, его творящих, - артистами. Прежде всего меня поразили атмосфера в зрительном зале и поведение зрителей во время представления. Они курили, пили, ели бутерброды и сосиски. По рядам ходили продавщицы, громко предлагая свой товар. Казалось, что находишься в парке, где каждый делает что хочет, а главное, ради чего люди пришли сюда, воспринималось ими как бы между прочим.

Ну а сами служители цирка? Представьте себе огромную спортивную площадку, в прямоугольник которой вписаны три круга манежей. На свободных, не занятых манежами местах разложен реквизит, и вокруг манежа все время ходят ассистенты и униформисты. Я насчитал их более двадцати. В то время как на арене или над ней артист совершает свои головокружительные трюки, ассистенты ходят, сидят, разговаривают, курят, пьют и едят. Некоторые даже перемигиваются со зрителями.

Мы привыкли, что перед выходом артиста инспектор манежа объявляет его имя, а потом раздается увертюра номера и он выходит на манеж, где все готово для того, чтобы исполнители и зрители почувствовали необыкновенность того, что сейчас произойдет. Так и уход артистов. Они показали невероятное, и зрители аплодируют им и еще раз хотят рассмотреть этих необыкновенных людей, выразить им свой восторг, признательность, удивление. А артисты - почувствовать, как оценивается их работа. Поэтому и на уход артиста с манежа специально отводится некоторое время.

Здесь никто не объявлял выхода артистов, ибо в программе указаны порядок выступлений, жанр, имена. Артист появлялся на манеже по свистку ведущего программу администратора. Гимнаст или акробат торопливо выходил, бросался к реквизиту или снаряду и работал свой номер. Если время его истекало, а он не успевал закончить, все равно раздавался свисток, и он должен уходить, ибо уже выходил следующий. Если же он не успевал спуститься со своего снаряда, следующий начинал выступать, потому что у него точно отмеренное время. И никому - пи зрителям, ни ведущему - дела не было до его состояния и самочувствия. Разве не обидно после трудной и опасной работы уходить с манежа всеми забытым, по свистку. Не случайно, когда эти же артисты гастролировали у нас, их особенно радовало, что до начала номера и после они могли общаться с публикой и даже просили инспектора манежа, чтобы он, раскинув руки, задержал их еще раз, потому что так приятно видеть и чувствовать отклик на твое выступление.

Канатоходцы Валленда

Нью-Йорк. Трехманежный цирк

Действие происходит одновременно на трех манежах. Но в одном зале, хоть и в большом, не могут звучать одновременно три разных музыкальных произведения, поэтому все номера идут под одну и ту же музыку, хоть приблизительно соответствующую их ритму. Когда раздаются аплодисменты, то часто нельзя понять, кому аплодируют.

Человек устроен так, что, когда на трех манежах показывают три разножанровых номера, он не может как следует увидеть ни одного, потому что каждый из них требует напряженного внимания. И даже рекордный трюк не произведет на вас должного впечатления. Такой стиль работы заставляет приспосабливаться и артистов. На этом представлении было очень много номеров с животными, и я обратил внимание, что один укротитель львов все время стрелял из пугача; когда мне потом удалось с ним поговорить, я спросил его, почему он все время стреляет.

- А как же иначе, - ответил он, - тут львы, там львы. Я и решил привлечь к себе внимание стрельбой.

Особенно трудно, конечно, в такой обстановке работать клоунам. Клоунов в программе очень много. Иногда в манеж выходит сразу двадцать человек. Среди них немало карликов. Так как в общем шуме не очень-то расслышишь шутку или репризу, то говорят они что попало и обычно стараются рассмешить публику оплеухами или обмазыванием друг друга кашей, мелом, красками, сажей. И зрители смеются. Особенно неудержимое веселье возникает, когда как бы случайно подвернувшуюся девушку, разодетую в нейлон и похожую на цветок, просят подержать лестницу; она с готовностью соглашается. На лестницу лезут маляры с ведрами - и через минуту девушка с головы до ног залита красками. Но это еще трюки невинные. Часто показываются и неприличные. В общем, от этих номеров остается впечатление, будто клоуны все время стараются подчеркнуть, что они хуже зрителей, что они готовы перенести все самое унизительное.

Есть и еще одна деталь в работе клоунов, которая мне совершенно не понравилась. Вот с большой скоростью на манеж въезжает "бьюик". Машина явно трюковая - она семиместная, но кажется бездонной бочкой, потому что из нее без конца появляются карлики,- наверно, больше двадцати. Потом двадцать собак и в довершение - осел. Около опустевшей машины появляется клоун и громко произносит: "Бьюик" - самая комфортабельная и практичная машина. Покупайте машины только этой марки". Реклама! Она сразу же вносит в незадачливые и без того клоунские номера чуждый искусству дух делячества. В сложном акробатическом или эксцентрическом номере вдруг в самый напряженный момент выбрасывается плакатик с рекламой какого-нибудь товара. И странное дело: с одной стороны, владелец цирка старается показать зрителям эффектное, поражающее нарядностью и богатством оформления, невиданными трюками зрелище, а с другой стороны, все это сам же и разрушает.

Нельзя сказать, что деятели западного цирка сами этого не понимают. Укротитель Альфред Кур так пишет о своей работе в цирке Ринглинга: "Несмотря на успех, несмотря на высокую плату, я не испытывал, по правде говоря, никакого удовольствия от работы здесь. Артисты не могут работать только ради денег. В моих отношениях с Ринглингом и его окружением я отлично чувствовал, что уважение этих людей ко мне оценивается в долларах. Художественный успех их мало интересовал. Мой номер притягивал публику толпами - это все, что их интересовало"^*. Он говорил правду. Противоречия между высоким классом мастерства артистов и способом его демонстрации, то есть между истинной ценностью артиста и отношением к нему циркового предпринимателя, везде давали себя чувствовать.

^* (Кур А. Блеск и нищета гигантского цирка. - "Всемирный цирк", 1959, № 29.)

Например, в 1957 году в помещении Парижского велодрома я видел международную программу. Она была составлена, как это объявлялось в афишах, из лучших номеров мирового цирка. Шла программа по американскому образцу - на трех манежах. И действительно, в ней было много отличных номеров. Это прежде всего элегантные номера дрессированных лошадей и высшей школы верховой езды артистов датского цирка семьи Альберта Шумана. На мой взгляд, его номера - лучшие в этом жанре. В конюшне Шумана более шестидесяти лошадей. Красивые лошади с большим изяществом проделывают традиционные номера дрессировки. Например, пятерка лошадей на "оф" проходит полный круг по манежу, а Шуман идет с шамберьером впереди. Стоя на задних ногах, его лошади прыгают через барьеры. Лошадь без седока идет испанским шагом рядом с Паулиной Шуман. В финале номера тридцать две лошади становятся на "оф" и стоят как вкопанные.

Большое впечатление произвело и выступление западногерманского дрессировщика Франца Альтгофа - тогда еще он имел свой цирк и не работал у Ринглинга, хотя в рекламных целях уже купил себе право называться "американским". Четко выполняли его тигры и львы традиционные трюки - пирамиды и "ковер", хождение по буму. Чувствовалось, что они отлично выдрессированы и беспрекословно слушаются хозяина. Еще большее впечатление произвели его двенадцать слонов. Некоторые трюки были не только оригинальными - три слона исполняли стойку на передней ноге, - но и опасными. Так, слон ложился на дрессировщика или перешагивал через него. Когда же пришло время совершать круг почета, на слоновьи бока были повешены огромные щиты с рекламой коньяка "Мартини".

Не объявлявший ни одного номера шпрехшталмейстер вдруг торжественно заговорил, когда артист Антарес, отработав вместе с другими в номере на трапеции, перешел на специальную небольшую площадку:

- Единственный в мире исполнитель смертельно опасного трюка совершит прыжок через кольцо смерти!

Зал погрузился в темноту. Луч прожектора освещал лишь артиста, "кольцо смерти" и вертикальный канат, за который он должен был ухватиться, пролетев через кольцо. Раздалась тревожная дробь барабана. Артист на площадке сотворил молитву и поклонился во все стороны, как бы навсегда прощаясь со зрителями. Потом, перекрестившись, бросился в кольцо, проскользнул через него и схватился за канат. Улыбнулся он только тогда, когда опустился по канату на манеж. Облегченно вздохнувшие зрители наградили его громом аплодисментов... А через несколько дней он промахнулся: не смог ухватиться за канат и - разбился насмерть.

Прекрасные номера были и в других программах. Например, шесть тигров в цирке Вильямса становятся на "оф" и садятся на тумбочки, подняв передние лапы. В финале этого номера дрессировщик, "вооруженный" только носовым платком, наступает на тигра. Тот ползет от него, а потом вдруг становится на задние лапы, а передние кладет на плечи артиста. После этого "объятия" тигр падает на живот и задом пятится к выходу. Дрессировщик медленно идет за ползущим тигром, а по его голой спине течет струйка крови.

После представления я спросил у хозяйки цирка:

- Что же, он так каждый день уходит окровавленный?

- Конечно, - весело ответила она,- ягодного сока у нас хватает.

Она не понимала, что эта дешевая уловка унизительна для высокого и опасного искусства дрессировки хищников.

Видел я также немало интересных воздушных номеров, которые, как правило, работают без сетки. А в них исполняются такие опасные трюки, как обрывы. Так, в финале одного итальянского номера вольтижер как бы падает вниз с площадки, но на лету хватается за руки ловитора. Это очень опасный трюк. Когда я спросил хозяина, часто ли бывают у них несчастные случаи, он мне чуть ли не с гордостью сказал, что за последние три года три вольтижера разбились насмерть, поэтому ему приходится за этот номер платить дороже.

Видел я и немало клоунов. Иногда даже такие, как Фрателлини или Заватта, не чураются дешевых, с нашей точки зрения, приемов, но одаренность и обаяние артистов несколько смягчают их. Другие же позволяют себе такое... Впрочем, "позволяют себе" - недостаточно точно: они считают это в порядке вещей. Вот хотя бы номер "Веселые велосипедисты". Парень на неуклюжем велосипеде с согнутыми и разными по величине колесами должен догнать девушку, ускользающую от него на нормальном велосипеде. Гонка этих велофигуристов, полная веселых каскадов, заканчивалась тем, что молодой человек догонял партнершу. Но когда он прыгнул к ней на велосипед, то уронил его вместе с девушкой. Падая с велосипеда, она накрывала своего преследователя широкой юбкой. Он долго и с непристойными движениями высвобождал свою голову из-под юбки, а когда наконец выбирался, на лице его был противогаз.

К подобному репертуару в западных странах привыкли и зрители и артисты. Но когда они приезжают на гастроли в СССР, часто приходится просить их изъять из программы репризы и клоунады невысокого вкуса.

Мы всегда стараемся обезопасить артистов во время исполнения рискованных трюков. Но зарубежные артисты уже так привыкли к риску, что не всегда на это соглашаются. Но, уезжая от нас, прежде всего благодарят за те прекрасные условия работы, которые были им созданы. Это производит на них неизгладимое впечатление.

Чаще всего они работают без завалов, но ведь случайность всегда подстерегает человека. Обычно, когда происходит срыв, за ним всегда следует неприятный разговор с хозяином, которого не интересует причина срыва, хотя ею может быть недомогание или недавняя травма. После двух-трех срывов хозяин может уменьшить гонорар или вообще снять номер с программы и аннулировать контракт с артистом. Во время гастролей зарубежных цирков у нас мне не раз приходилось убеждать хозяина дать освобождение тому или иному артисту по его самочувствию. Обычно он соглашался. Но артист, благодаря за помощь, всегда выказывал опасение, что по возвращении на родину это ему даром не пройдет.

Разница между нашим и западным цирком особенно ярко выявляется именно во время гастролей. А в наших цирках гастролировали и американские, французские, итальянские, шведские труппы и артисты из ФРГ. Но когда приезжала полная программа, она ни- разу не была составлена из артистов одной страны - ни одна страна не может набрать полноценную программу.

Неоднократно выезжал я в разные государства, чтобы подготовить гастроли нашей труппы. Приходилось оговаривать множество условий, защищающих честь и достоинство артистов. И в этих переговорах, часто переходящих в спор, наглядно выступала разница отношения к артистам цирка в Советским Союзе и в капиталистических странах.

После знакомства с западным цирком мне стало понятно, почему там в прессе и в обществе существует мнение, что цирковое искусство находится в состоянии кризиса или что даже оно отмирает. Можно ли согласиться с таким мнением? Думаю, что нет. Пока есть народ, любящий цирк, это искусство не умрет. Но сегодняшнему западному цирку трудно - его искусство низведено до уровня примитивного развлекательства. Хочется надеяться, что так будет не всегда.