Европа

Бельгия

Первой капиталистической страной, пригласившей наш цирк на гастроли после его выступления на V Всемирном фестивале молодежи и студентов в Варшаве в 1955 году, была Бельгия. И в ноябре того же года я выехал в Брюссель для заключения первого циркового контракта.

Подобную задачу мне приходилось разрешать впервые, и я понимал и всю ответственность этого первого шага и всю свою неопытность в такого рода делах. Не зная тонкостей дела, я наметил себе программу действий по самым основным пунктам, решив в остальном ориентироваться соответственно обстоятельствам. Поездка в капиталистическую страну была для меня первой. Поэтому кроме чисто человеческого любопытства мне было еще интересно вблизи увидеть наших будущих зрителей, понять их вкусы. Одно дело книги и газеты, другое - увидеть это все собственными глазами.

В тот же день, когда я прибыл в Брюссель, состоялась моя первая встреча с директором Королевского цирка господином Фонсоном и начались обсуждения условий наших гастролей. О почти бесправном положении цирковых артистов на Западе мне было хорошо известно. Но наши артисты - граждане Советского Союза, и условия их труда в другой стране ничем не должны отличаться от условий труда на Родине. Я это понимал. Но поймет ли это господин Фонсон? Он не был владельцем, а только директором Королевского цирка и с доходов цирка имел свой процент. Поэтому цепко держался за все, что позволяло заплатить нам поменьше. Я понимал, что переговоры будут трудными, но не представлял, что до такой степени. И тем не менее я благодарен господину Фонсону - встреча с ним была для меня хорошей школой.

До начала конкретных разговоров я побывал на вечернем представлении, узнал цены на билеты, прикинул количество мест, определил посещаемость, умножал и делил, и какие-то приблизительные цифры у меня в уме появились. Потом, я осмотрел цирк, в котором должны выступать наши артисты, и увидел, что во многом он не соответствует тем требованиям, какие мы предъявляем к стационарному цирковому зданию. Прежде всего, мне не понравился купол. То, что он был затянут какими-то желтыми полотнищами, - полбеды. Их легко снять. Но эти полотнища означали, что воздушные номера работают тут крайне редко и следует ожидать, что всякого рода крепления находятся в неудовлетворительном состоянии. Следующий важный пункт осмотра - манеж. Его барьер оказался, мягко говоря, жидковат. Это означало, что у них нет сильных жокейских номеров и джигитовки. Лошади Александрова-Серж разнесут этот барьер в щепки в первую же минуту работы. Наверно, такой барьер, как в наших цирках - железобетонный, который выдерживает и джигитов и крепление различных растяжек, - здесь изготовить не удастся, но что-то сделать надо обязательно. Затем я ознакомился с системой освещения манежа и тоже нашел ряд не устраивавших нас деталей.

Когда мы встретились и я изложил свои требования, касающиеся технического оснащения цирка, господин Фон- сон квалифицировал все мои требования чрезмерными. Дополнительные работы, естественно, удорожали гастроли, но я твердо стоял на своем. Тут мы хотя и поспорили, но быстро пришли к соглашению. А вот обсуждение условий работы и жизни артистов, на мой взгляд, было самым ярким и впечатляющим эпизодом наших переговоров.

Я подозревал, что наши условия взволнуют моего партнера. Так оно и произошло.

По мере того как излагались эти условия, господин Фонсон издавал эмоциональные реплики.

Так рекламируют наш цирк...

Я говорил:

- Обязательно гостиница первого класса.

- Пожалуйста, хоть люкс, меня это не интересует.

- За ваш счет.

- У нас это не принято.

- А у нас принято. Проезд в вагонах первого класса.

- Ерунда. Пусть едут хоть в товарном. Меня это не касается.

- За ваш счет. Гримировальные комнаты чистые, светлые, опрятные, чтобы можно было отдохнуть. Ведь в воскресенье - три спектакля. И вообще большое нервное и физическое напряжение... Организовать питание... Животных кормить по нашим нормам... На каждом представлении должен дежурить врач и ветеринар.

- Да зачем вам это?! Есть телефон, есть "скорая помощь" - приедут быстро, если что случится.

- Нет, обязательно дежурный врач и ветеринар на каждом представлении.

Ночное дежурство в цирке. Обязательно хороший автобус, чтобы возить артистов на работу и с работы, а также на экскурсии по городу.

На все эти требования он отвечал мне уже только короткими междометиями и пожатием плеч. Но когда я сказал, что артисты будут работать девять спектаклей в неделю и каждую неделю обязательно предоставлять им выходной, он возмущался, говорил, что в мире так не принято. Всегда работают два раза в день и без всяких выходных.

- Это в буржуазном мире так не принято, а мы из Советского Союза, и у нас это обычная норма. Мы бережем своих артистов дома, почему же нам не оберегать их в Бельгии?

И в заключение я потребовал достаточный гонорар за выступления, чтобы Союзгосцирк не потерпел убытков. Тут он спорил особенно горячо и доказывал, что это слишком дорого, что его цирк прогорит.

- Вы у меня столько требуете, а я еще не знаю, что со мной будет после ваших гастролей! Зал ведь совсем небольшой.

Я понимал его волнение - он действительно рисковал. Потому что шел на дело совершенно для него неизвестное - ведь это были первые гастроли советской цирковой программы за рубежом. Конечно, до него доходили высокие мнения об искусстве советского цирка. Но мнения - одно, а сам факт гастролей - совсем другое. Но все-таки он надеялся на сенсацию, которую произведет выступление нашего цирка, и как ни стоял, что называется "насмерть" - все пункты подписал.

И вот в январе 1956 года наш цирк прибыл в Брюссель. В программу входили "Медвежий цирк" В. Филатова, жокеи-наездники А. Александрова-Серж, гимнасты на летающей ракете Е. Синьковская и В. Лисин, жонглеры Виолетта и Александр Кисс, воздушные гимнастки Бубновы, эквилибрист М. Егоров, дагестанские канатоходцы "Цовкра" под руководством Р. Абакарова, пластический этюд В. Деминой, эквилибристы на столе Юрий и Нина Шубины, акробаты В. Фоменко, М. Таланкина и С. Белов, коверные клоуны Олег Попов, Василий Мозель и Онисим Савич. Широкий зритель Западной Европы знал наш цирк по фильмам да по слухам, и теперь именно этим молодым артистам предстояло завоевать западного зрителя, зрителя, привыкшего к совершенно иного рода цирковому представлению, к иному стилю шуток клоунов. От их выступления зависело, признают наш цирк в западном мире или отвергнут его. И вся труппа находилась в состоянии напряженности, я бы даже сказал, настороженности.

Посещение представления одного из самых крупных цирков Западной Германии, цирка Альтхофа, гастролирующего в Брюсселе под названием "Американский цирк", еще больше усугубило это состояние. Программа этого цирка поражала своим размахом и масштабами - уж если лошади, то двадцать, если слоны, то двенадцать, если аттракционы, то сразу несколько в одной программе. Немало забавных клоунад. И именно этот цирк должны были мы сменить. И победить. Окружающие, то есть технический персонал, не сулили нам удачи. Больше того, в дни подготовки цирка они были раздражены и все время ворчали. Дело в том, что едва только цирк Альтхофа освободил помещение, как сразу же наши артисты принялись за дело, начали с того, что каждый осмотрел участок, связанный с его работой. Недостатков, несоответствий было обнаружено много. Но все это было внесено в контракт и теперь наступило время, как говорится, доводить до кондиции. Однако это требовало дополнительных хлопот и усилий от тех, кто должен был непосредственно выполнять эту работу, то есть от технического персонала, униформистов, и они этим были очень недовольны. Тем более что около каждого бельгийца стоял наш артист и на пальцах показывал, что и как надо делать, требовал переделки и доделки, если замечал небрежность исполнения. К концу дня служащие цирка откровенно ворчали: никто никогда не требовал от них так много... Еще не известно, как пойдут дела у этих русских, может быть, из-за них придется распродавать все имущество, а они предъявляют столько претензий.

Этот день подготовки потребовал от наших артистов огромной психологической выдержки. Трудно было смотреть на неторопливые движения бельгийцев, на их частые отдыхи, когда внутри у тебя все кипит и сам ты готов работать как зверь. А когда уж совсем становилось невмоготу, засучивали рукава, хватали инструмент и начинали работать сами.

Многое вызывало у бельгийских униформистов недоумение - они не понимали ни наших требований, ни нашей требовательности, ни энтузиазма. Но если бы только это. С совершенно искренним любопытством щупали они материю костюмов и спрашивали, в России ли сделан материал и сшит сам костюм, обувь и прочее. И удивлялись, когда им отвечали, что да, конечно, в России. Мы понимали, что ведь и зрители будут относиться к нашим выступлениям с такой же настороженностью и предвзятостью. Значит, надо победить еще и это. Одним словом, состояние у всех было очень напряженное. И в этот первый день подготовки устали все смертельно. Назавтра надо было снова проверить все еще раз - а часы бежали с невероятной быстротой. К премьере подошли переволновавшиеся, взвинченные до предела, напряженные, - в общем, настроение было, как перед боем.

И вот последние минуты перед началом. Прозвучали гимны, а потом слова взаимных приветствий. Торжественная музыка и уверенные голоса ораторов немного всех успокоили.

Отзвучала увертюра, зал погрузился в темноту, и из-за форганга по рельсам медленно выехала ракета, переливаясь красным светом. В зале повисла настороженная тишина. Ракета, двигая лопастями, развернулась и начала подниматься вверх. На миг гаснет ее сияние - и зал снова в темноте. Но вдруг вспыхивает яркий свет - и под ракетой. в позе знаменитой мухинской скульптуры, летят воздушные гимнасты Синьковская и Лисин. Зал взрывается аплодисментами. Эта овация сразу же сломала все барьеры, растопила сердца зрителей, покорила их, и теперь уже аплодисменты не смолкали в течение всего представления.

Чему аплодировали? Всему. И необыкновенно экспрессивной позе воздушных гимнастов и их отважным трюкам, когда они проносились под куполом в стремительных вертушках, вися в зубниках один у другого. Аплодировали, захваченные романтикой номера, внутренней целеустремленностью артистов, их вдохновенным порывом. Синьковская и Лисин работали под музыку увертюры И. Дунаевского к фильму "Дети капитана Гранта". И эта волнующая музыка, и белые строгие костюмы, и развевающийся позади летящей гимнастки шарф - все сливалось в единое целое, в номер, прославляющий мужество советского человека, его красоту и мастерство.

Тем, кто выступал после них, было и легче и труднее. Легче потому, что зритель был как бы "разогрет", труднее потому, что он сразу же был доведен до предела восторга, ему был задан невиданный градус накала.

Программа была поставлена режиссером Г. Перкуном тщательно и продуманно. Первый номер должен был захватить и увлечь. Потом надо было дать зрителю небольшой отдых. Затем несколько сильных, ударных номеров, перемеженных легкими и веселыми, и - энергичный финал. Нельзя составлять программу из одних сильных и сложных номеров - зритель устанет от перенапряжения, - как нельзя и без конца заставлять зрителя смеяться.

После напряженного воздушного номера был показан дающий разрядку и даже умиротворяющий пластический этюд, потом - веселый номер на свободной проволоке Олега Попова. Дальше - эквилибристы Шубины и жонглеры Кисс с их темпераментным, виртуозным мастерством и рекордными трюками. Затем на манеж вышел веселый паренек в пастушеском колпачке, наигрывающий на свирели. Он улыбался такой заразительной, такой сияющей улыбкой, что не покориться ей было просто невозможно. Он шутил, острил, балагурил, был беспредельно доброжелателен и весь светился добротой, силой и ловкостью; его стремления подшутить над кем-либо были добрыми. С ним было легко и весело, поэтому его появление каждый раз встречали таким же радостным оживлением - его ждали и ему были рады. Олег Попов покорил брюссельцев.

Номер сменялся номером, и в каждом было что-то новое, западному зрителю неизвестное - ив трюках, и в построении работы, и в режиссерском решении. Первое отделение заканчивали канатоходцы "Цовкра". У советских зрителей они всегда пользуются огромным успехом. И западных покорил их темперамент и сосредоточенность. А уж о трюках и говорить нечего - сальто с плеч в плечи, подкидная доска на проволоке и с нее сальто в плечи. И в конце - кавказские танцы на проволоке. Как писали потом газеты, этот номер "на грани галлюцинации". В цирке после выступления "Цовкра" творилось нечто невероятное. Зрители в антракте показывали друг другу опухшие ладони.

За кулисами тоже после первого же номера изменилось настроение. Артисты заулыбались, и господин Фонсон бегал по цирку и кричал: "Magnifique!"^* - и запивал каждый возглас бокалом шампанского.

^* (Великолепно! (Франц.))

- О, теперь я понимаю ваши требования, - признавался он. - Я видел все цирки, но такого, как у вас, нет нигде в мире!

Конечно, может быть, шампанское сделало его склонным к гиперболам, но и по его виду, по искренности его возгласов было понятно, что он уже не опасается за успех. Он в нем уверен.

Второе отделение началось стремительным номером жокеев под руководством А. Александрова-Серж. Уверенно и легко шли тяжеловесные лошади, и на них не менее уверенно гимнасты проделывали сальто в плечи партнера, стоящего на другой лошади, стойку на руках на голове партнера на галопирующей лошади, одновременный "тройной курс".

Восторг вызвал М. Егоров, плясавший "Яблочко" на руках и на руках же поднимавшийся и спускавшийся по лестнице. Завершалось второе отделение аттракционом "Медвежий цирк". С его успехе и говорить нечего. После представления зрители приходили за кулисы, чтобы удостовериться, что медведи - действительно медведи, а не переодетые люди. Слишком квалифицированно управляли они мотоциклами, велосипедами и катались на самокатах.

Во время представления была встреча с королевой Елизаветой. Прощаясь она сказала, что теперь навсегда стал поклонницей русских артистов. И действительно, в дальнейшем, сколько бы раз ни выступал советский цирк в Бельгии, даже если это было шапито и шел дождь, - королева не пропустила ни одной премьеры. А в этот раз она дала банкет в честь клоуна, и этим клоуном был Олег Попов.

Премьера прошла прекрасно, почти не было срывов, а если они случались, то повтор трюка вызывал еще большие аплодисменты.

Успех премьеры не только успокоил господина Фонсона, но и изменил к нам отношение униформистов и всего технического персонала. Назавтра они все уже были нашими друзьями, готовыми выполнить любую просьбу. С восхищением отмечали, какие советские артисты скромные люди, и какое между ними товарищество, и совсем нет вражды, и даже с ними, простыми униформистами, обращаются дружески, подают руку. Когда мы уезжали, они провожали нас со слезами.

Весть о триумфальном успехе нашего цирка быстро разнеслась по городу, и на все последующие спектакли уже нельзя было купить ни одного билета. В течение полутора месяцев, что работала в Брюсселе эта программа, популярность наших артистов возрастала.

Не менее единодушна в оценке была и пресса. Все рецензенты сходились на том, что "такого они не видели", "каждый номер в отдельности мог бы сам по себе вызвать сенсацию". Газета бельгийских коммунистов "Драпо руж" поместила статью под заголовком "Московский цирк каждый вечер сводит брюссельцев с ума". Крупнейшая буржуазная газета "Суар" называла это представление "триумфальным". Но рецензенты не только выражали восторг и восхищение, а старались понять и определить причину столь невиданного успеха. Они видели ее и в высоком мастерстве артистов, и в оригинальности решения номеров, и в стилевом единстве всей программы, и в самом оформлении манежа - не только ярком, красочном, но и соответствующем направленности спектакля, - ив художественном качестве костюмов (костюмы и оформление художницы А. Судакевич). Особо отмечалось, что музыка воспринимается как органическая часть номера. Одним словом, "все представление отличается изысканным вкусом".

И еще одну - главную - особенность пашей программы отметила пресса: наличие коверного клоуна, придающего представлению "необычайную веселость". Утверждалось, что с этой ролью Олег Попов справился блестяще.

Но среди восторженных похвал время от времени мелькала мысль о том, что эта программа уникальна и второй такой, даже в СССР, собрать невозможно. Такие же предположения высказывала и пресса Франции, когда программа через полтора месяца переехала в Париж.

Но вот прошло два с половиной года, и летом 1958 года в Бельгию приехала новая программа, в которую был включен аттракцион смешанных животных В. Дурова, джигиты Северной Осетии под руководством М. Туганова, акробаты-прыгуны с подкидной доской под руководством В. Довейко, воздушные гимнасты П. Чернега и С. Разумов, силовой жонглер В. Херц, танцовщица на проволоке Н. Логачева, эквилибристы на шестах Половневы и целый ряд других номеров. По просьбе бельгийцев коверным снова был Олег Попов.

Этот год - год Всемирной Брюссельской выставки, и в Бельгию съехалось множество театральных и музыкальных трупп. Только из Советского Союза приехали балет Большого театра, Ансамбль народного танца под руководством Игоря Моисеева, Краснознаменный ансамбль песни и пляски Советской Армии имени А. В. Александрова, а также коллективы и солисты из союзных республик. Здание Королевского цирка было на этот раз занято - там проходил Международный фестиваль искусств. Поэтому в течение месяца наш цирк выступал в Льеже и Гейте, а остальные два месяца - в Брюсселе в шапито.

Общее руководство гастролями советских ансамблей и цирка осуществлял директор Дворца изящных искусств господин Поль Виллемс. Конкретными вопросами гастролей цирка занимался господин Фонсон. После премьеры в Брюсселе Виллемс сказал мне, что выступление советских артистов поразило его и что их работу он считает настоящим искусством, потому что при всем том новом, он даже сказал "новаторском", что внесено нами в это древнее искусство, мы сумели сохранить и развить его лучшие традиции. Как человек театральный, он со знанием дела оценил работу наших режиссеров.

- И заметьте, - добавил он, - ни один цирк не удостаивается того, чтобы на его премьере присутствовал цвет интеллигенции, как это было сегодня. Не говоря уж о членах правительства и самой королеве.

Однажды королева Елизавета, будучи в Москве, сказала мне, что советский цирк и Олега Попова она полюбила навсегда, и что "окно в Европу" советскому цирку прорубила Бельгия.

Так как ни в Льеже, ни в Генте стационарного цирка нет, то наш импресарио арендовал у известного французского предпринимателя Александра Грюсса на три месяца шапито. Считается, что его шапито международного класса. В таких выступают все лучшие цирки мира. Но нам оно не подходило, ибо его рабочая высота всего девять метров, в то время как в СССР все шапито не ниже пятнадцати, а стационарные купола - до двадцати двух метров высоты. Не было в этом цирке и хорошего барьера у манежа - просто обычная загородка из дощечек. Но, раз лучше не бывает, пришлось соглашаться на такое шапито, однако мы все же просили укрепить барьер. На что Грюсс не без гордости ответил, что он сам сын артиста цирка, тридцать лет дрессирует лошадей, и, какие должны быть барьеры у манежей, знает, и что у его манежа барьер очень хороший. Но впоследствии мы не без иронии наблюдали, как Грюсс, упершись в сиденье, держал ногой вылетевшие при первом же круге тугановских лошадей дощечки. Ирония иронией, но это дело очень опасное - лошадь, попав ногой в дыру, может сломать ногу, а человек, сидящий на ней,- получить травму.

И вообще работать в этом шапито "международного класса" было очень неудобно. Главное неудобство заключалось в том, что манежное покрытие - опилки и глина укладывались прямо на асфальт; иногда лошади сбивали настил до самого асфальта, и на манеже появлялись проплешины. Другим неудобством была высота купола. Чернеге и Разумову пришлось делать свои трюки почти над самой публикой, а это опасно. Першевикам Половневым пришлось на два метра укорачивать перши, от чего менялся баланс и усложнялась работа. И в других номерах исполнители были вынуждены отказаться от ряда эффектных трюков.

Эта высота недостаточной оказалась и для слонихи Дурова Рези: задев своей головой за пол оркестровой площадки, Рези повернула обратно. И это был еще очень удачный вариант, потому что она могла разгромить настил, на котором восседали музыканты. Но она просто повернула обратно и, рассерженная, переломала все подпорки в закулисной части, наружную изгородь и пошла прямо в город - а шапито стояло на одной из центральных площадей Льежа. Остановить разъяренного слона не так-то просто. В конце концов удалось заковать Рези и на четырех растяжках привести в цирк. Потом газеты писали, что "Рези оказалась джентльменкой: она не разгромила ни одного магазина и не перевернула ни одного автомобиля".

Когда форганг подняли на метр, Рези только на пятом спектакле приступила к работе, убедившись, что в этой точке земного шара ей ничего не грозит.

День 14 июня выдался жаркий и солнечный. На голубом небе с утра самолет огромными буквами написал: «Олег Попов». Возле цирка толпились желающие попасть на премьеру. После первого же звонка четыре тысячи человек быстро заняли свои места.

Получить автограф советского артиста не так-то просто

Отзвучал в оркестре «Марш энтузиастов» Дунаевского, и вспыхнули прожектора. На ярком ковре манежа, посередине, стоял огромный цветок (режиссер программы Н. Зиновьев, художник А. Судакевич). Через мгновение, как бы вырастая из цветка, с чемоданом и зонтиком появился Олег Попов. И сразу же раздались аплодисменты. Его узнали. Через секунду он исчез, а на его месте уже выросла скульптурная фигура юноши. Зашевелились лепестки, покружились по манежу и легли на барьер. Перед зрителями на мгновение предстала вся труппа, одетая в белоснежные костюмы, и в плавном вальсе исчезла за занавесом. Скульптура юноши ожила, и, начиная представление, ведущий объявил первый номер:

- Эквилибрист Лев Осинский.

И покатилась программа, сопровождаемая аплодисментами. В самом конце, после того как сотни белых голубей Дурова взлетели под купол, на манеж снова вышла вся труппа попрощаться со зрителями. И долго-долго не смолкали овации и приветственные возгласы. Когда манеж опустел и публика потянулась к выходам, на барьер вдруг выскочил старый усатый человек, очень похожий на есаула, и громко крикнул: «Теперь поняли, сволочи, какой у нас в России цирк!» - затем невозмутимо присоединился к толпе, направляющейся к выходу.

А на площади сотни людей окружили наших артистов плотным кольцом - пожимали руки, просили автографы, дарили цветы. Многие из них не смогли попасть на представление, весь вечер простояли у брезентовых стен и слушали, что происходило на манеже.

Отработав в Льеже и Генте с прочным и постоянным успехом, эта программа перебралась в Брюссель. Несмотря на плохую погоду и на то, что в это время, в связи с выставкой в Брюсселе, было множество самых разнообразных зрелищ, многие из которых были даже бесплатными, наш шатер всегда был заполнен до отказа. Хотя выступало еще несколько цирков: международная программа "Боссель", американский цирк "Родео", - оказалось, что никакие конкуренты советскому цирку не страшны. На его представления пришли и участники выставки, и дипломатический корпус, и члены правительства Бельгии, и снова королева Елизавета.

Если "Родео" имел свое шапито, то у международной труппы "Боссель" его не было, и она выступала прямо па мостовой, без манежа, даже не огородив рабочее пространство. В труппе было несколько интересных номеров, но все представление произвело на меня впечатление предприятия для заработка на пропитание. Там было все то, что нам уже казалось отмирающим даже в старом цирке: объявление об опасности номера канатоходца, когда он должен пройти вслепую по канату, и собирание на случай его увечья денег в кружку.

Как и в прошлый приезд, пресса высоко оценила искусство советского цирка. Наши выступления в Бельгии стали регулярными. Во всяком случае, чуть ли не каждые два года мы показывали бельгийцам новые программы.

Побывали там программы с участием аттракциона "Львы на лошадях" Тамары и Александра Буслаевых и аттракциона под руководством Юрия Дурова.

В 1965 году в Бельгии первые свои зарубежные гастроли провел созданный год назад первый коллектив "Цирк на льду". Спектакль этот вызвал восторг зрителей и прессы. Один из зрителей, некто Алексис Гедройц, прислал нам даже письмо, в котором подробно рассказывал о своих впечатлениях: "Здесь все так разнообразно, - писал он, - а главное, неожиданно. И только потом, разбирая свои впечатления, думаешь об исключительной оригинальности постановки, которая вводит зрителей в феерический мир плывущих по льду и летающих в воздухе волшебников". Дальше он перечисляет те номера, которые особенно ему понравились. Например, "Мистраль" на музыку С. Прокофьева он называет "феерическим, незабываемым балетом". Поразила его "девушка Таня Лебедева, исполнявшая сальто на палке-турнике", и клоун, "выступавший в роли главного администратора", - он видел в этой роли артиста В. Яновскиса. "Но самый коронный номер программы, конечно же, выступление медведей па коньках. Этого, по-моему, не было еще нигде на свете. Медвежий номер произвел у нас подлинный фурор. Впрочем, всего не перечислить, - заканчивает письмо наш корреспондент,- Московский "Цирк на льду" затмевает все, что когда-либо видели брюссельские зрители".