БИБЛИОТЕКА    ЮМОР    ССЫЛКИ    КАРТА САЙТА    О САЙТЕ


предыдущая главасодержаниеследующая глава

Франция

Как я уже говорил, после выступления в Варшаве предложения контрактов посыпались на нас из многих стран Европы. И, едва договорившись с бельгийцами, я в январе 1956 года, еще до начала наших первых гастролей в Брюсселе, направился во Францию для заключения аналогичного договора с Литературно-артистическим агентством, которое возглавлял известный журналист и драматург Жорж Сориа. Аналогичного - так я думал, потому что во Франции должен был выступать тот же коллектив артистов. Но на практике выяснилось, что один контракт не может быть похож на другой. Переговоры во Франции оказались более сложным делом. Во-первых, потому что здесь нам пришлось вступить в контакт с агентством, которое никогда не занималось цирковыми гастролями. Во-вторых, во Франции впервые наш цирк должен был выступать не в цирках, а во дворцах спорта. В-третьих, потому что работники агентства не очень-то верили в успех в Париже какого бы то ни было цирка.

- В Париже уже всё видели, и парижан ничем не удивишь, а уж цирком особенно,— говорил мне Жорж Сориа,- у нас своих два цирка, и они часто пустуют. Недавно во Дворце спорта выступала программа, составленная из лучших номеров разных стран. Она продержалась неделю. Думаю, что и советская программа продержится не больше.

И сколько я ни доказывал, что у нас в городах такая программа работает месяц, а в Москве целый сезон и здесь, в Париже, вполне выдержит месяц, ничего не помогало.

В совместном контракте было записано, что в Париже цирк выступает десять дней, а потом едет в провинцию. Когда контракт был подписан и все уже было готово к началу, Сориа вдруг приехал в Советское посольство крайне взволнованный и недовольный.

- Что же получается, господин Бардиан, мы с вами о чем-то договариваемся, а оказывается, что в это же время во Франции будет выступать еще один московский цирк?!- И он протянул мне газету одного из провинциальных городов.

Когда мне перевели содержание большой рекламной статьи, я сначала ничего не понял. Действительно, было сказано о выступлениях Московского цирка. Было указано даже количество животных, привезенных из Москвы. Я заверил господина Сориа, что во Францию приезжает одна, и только одна, программа советского цирка. Это же кто-то из цирковых хозяев хочет погреть руки у чужого костра.

- Хорошо, меня вы убедили, но надо убедить и публику. Дайте официальное опровержение в печати.

Я тут же написал статью, она была напечатана, и нашему «конкуренту» пришлось возвратить зрителям деньги.

Побывав в Париже на разного рода зрелищах, я заметил, что публика там очень экспансивна и плохо принимает растянутые номера, какими бы сильными и интересными они ни были. Значит, надо еще раз просмотреть нашу программу с точки зрения темпа. Особенно -сократить интервалы при смене номеров: установка сложных креплений занимает много времени. Такая пауза может разрушить целостность представления. И если сначала будут убирать манеж, потом клоун выйдет сыграть свою сценку, а потом будут готовить следующий номер - пропадет весь темп. А ведь задача коверного в том и состоит, чтобы сделать незаметной «кухню» цирка - связать два номера своей репризой, - отсюда и рождается единство, целостность спектакля. Значит, надо, чтобы коверный особенное внимание обратил на эти паузы и на репризные акценты. А коверный у нас молодой и еще недостаточно опытный - только четыре года назад окончивший училище Олег Попов. Значит, некоторые номера, требующие длительной сборки и разборки аппаратуры, как, например, у канатоходцев «Цовкра», надо поставить в конец первого отделения. Вообще последний помер первого отделения очень важен и должен быть сильным. Потому что именно в антракте обсуждаются впечатления, составляются мнения, корреспонденты звонят по телефону в редакции и важно, в каком настроении они звонят. От этого будет зависеть и тон корреспонденции. Были и еще кое-какие частные наблюдения, которыми я хотел поделиться с артистами программы.

Перед отъездом в Москву мне предложили провести пресс-конференцию. Вопросы были самые разнообразные: «Вы везете к нам цирк, а у нас и своих много, чем вы собираетесь нас поразить, какие у вас есть рекордные трюки, чем отличается ваш цирк от нашего?» Я перечислил номера программы и трюки и сказал, что мы привезем такие номера, каких они — я гарантирую — никогда не видели. Сказал, что в нашей программе несколько национальных номеров. Один из корреспондентов спросил меня, видел ли я западные цирковые программы и что я о них думаю. А другой поинтересовался, есть ли в нашем цирке рыжие и белые клоуны. Я им ответил, что видел и программы, видел и клоунов, но в Париж приедет наш молодой клоун Олег Попов и он работает, так сказать, в другом ключе - это не глупый Август, которого все обижают, не простофиля, над которым все издеваются. Наш клоун - ловкий парень, находящий выход из любого положения, обаятельный, жизнерадостный, как Иванушка из русской сказки. После этого в газетах написали, что, дескать, посмотрим, что же это за клоун «в другом ключе».

И вот прошло чуть больше месяца, и наша программа, с большим успехом закончив гастроли в Брюсселе, приехала в Париж.

Надо сказать, что успех успехом, но выступления в Брюсселе и Антверпене были для наших артистов все-таки «пробой пера». Они только приноравливались к новым условиям, к новому зрителю, к своему ответственному положению. В Париж они приехали уже умудренные хотя небольшим, но опытом и чувствовали себя на манеже более свободно, что позволило им быть еще обаятельнее. Прежде всего это относится к Олегу Попову, который именно здесь, в Париже, обрел спокойствие и уверенность, столь необходимые для непосредственности творчества.

Конечно, в Париж артисты ехали с совершенно особым настроением. Это и понятно: кто не мечтает побывать в Париже?! А тут предстояло не просто побывать, но и выступать. Выступать в городе, где так часто видят Заватту, Фрателлини, Бегари и других, в городе - средоточии различных искусств, в городе, где десятки театров, где работает сразу два цирка и живы старые цирковые традиции, в городе, где постоянно гастролируют иностранцы и поэтому зрителя действительно удивить трудно.

Понятно, что мы волновались за исход гастролей. Не боялись, нет, потому что знали - у нас хороший цирк, потому что были окрылены успехом в Варшаве, Брюсселе и Антверпене. Волновались потому, что нам предстояло выступать в совершенно непривычных условиях - в спортивном зале, в помещении зимнего велодрома «Вельдив». Он, как и другие спортзалы, отличается такой высотой потолка и размерами, что растяжки провисают под собственной тяжестью—слишком далеко приходится их тянуть. Манежа, конечно, не было, и его пришлось создавать заново. Было непривычно и неприятно, что зрительские места расположены далеко от арены, а это значило, что трудно будет наладить контакт с публикой: могут пропасть и тонкости мимики лица, и обаяние улыбки, и шутки клоуна. Все это усложняло работу артистов и требовало внутренней психологической перестройки. Больше всего доставили хлопот барьер манежа и приспособление для крепления каната Абакаровых.

А. Райкин и А. Заватта на приеме в обществе дружбы 'СССР - Франция'. Москва
А. Райкин и А. Заватта на приеме в обществе дружбы 'СССР - Франция'. Москва

Что же касается барьера, то Александров-Серж долго спорил с главным инженером «Вельдива», доказывая, что барьер жидковат и не выдержит ударов лошадиных копыт. Но инженер был уверен, что все будет в порядке, отделывался иронией и даже предлагал пари на шампанское. Но как только мощный Орлик пошел по кругу - барьер стал разваливаться. Сконфуженный инженер бросился собирать куски барьера. Ничего не оставалось, как сооружать барьер снова. Теперь его согласились зацементировать. Работали всю ночь и часть дня, но испытывать его пришлось уже на премьере. За многие годы выступления наших артистов в самых трудных условиях зарубежных гастролей техника безопасности тщательно соблюдалась и из самых сложных обстоятельств мы выходили без потерь.

И в этот раз все сделали так, чтобы артисты могли спокойно работать.

Однако, намучившись в первые гастроли с барьерами манежа, мы поняли, что эту проблему надо решать кардинально. Была составлена техническая документация на устройство барьера, и она при заключении контракта вручалась представителям тех цирков, которые хотели показать у себя выступления джигитов. Мы требовали совершенно точного выполнения всех технических условий. В те же страны, которым было не под силу сооружение такого барьера, мы возили свой, специально для этого изготовленный.

Как я уже говорил, в Париже мы должны были работать десять дней. А это значит, что пребывание в этом городе ограничивается двумя неделями. Поэтому артисты не теряли ни одной свободной минуты и увидели за это короткое время все то, что было в человеческих силах. «Повезло» в первый день - не прибыло оборудование, и у артистов оказался свободный вечер. Все они сразу же пошли в Зимний цирк Буглиона посмотреть, с кем, с каким искусством им предстоит состязаться. То, что они увидели, их успокоило. Наше преимущество было слишком явным. Но это вовсе не означало, что артисты пришли в состояние, так сказать, шапкозакидательства. Нет, просто они обрели столь необходимую им уверенность, или, как говорят, в цирке, кураж.

И вот наступил наконец день премьеры. Зал велодрома преобразился — уменьшенный с торцов, он как бы сосредоточился у манежа. Пространство вокруг манежа было убрано так, что превращало его в привычное для пас и необычное для французов подобие нашего цирка. Мы привезли с собой и ковры, и ковровую дорожку, и занавесы, и все убранство манежа. Зал был погружен в темноту, а весь свет сосредоточен на круге манежа. Кстати сказать, для этого французам пришлось провести дополнительные работы — раньше велодром был освещен равномерно, как вокзал.

Вспыхнул свет и... Но, может быть, лучше дать слово самим хозяевам и послушать, какое все это на них произвело впечатление: «С трудом можно было узнать вчера вечером наш всем известный велодром, где в точение десяти дней будут проходить представления артистов замечательного Московского цирка.

Зал наполовину уменьшен и задрапирован красными занавесами. В партере расставлены кресла. Сюда, к манежу золотисто-красного цвета, были обращены взоры всего Парижа. Среди зрителей можно было узнать артистов Кана-Луи Барро и Мадлен Рено, киноактера Жана Марэ, писателя Андре Моруа, известного кинорежиссера Рене Клера, главного директора «Комеди

Франсэз» Пьера Декава и других. Можно было увидеть по крайней мере трех министров, людей, приехавших издалека, а также завсегдатаев всех премьер»*,- писал рецензент, озаглавив статью утверждением: «Московский цирк привлек во Дворец спорта весь Париж».

* («Либерасьон», 1956, 10 апреля)

Каждый номер принимался публикой восторженно. Аплодисменты гремели весь вечер. Раздавались взрывы хохота после шуток клоунов и глубокие вздохи после каждого сложного трюка. Спектакль окончился, а наших артистов все вызывали и вызывали. За кулисами толпилось много народу—пришли артисты, журналисты, просто зрители, чтобы вблизи увидеть «волшебников из Советского Союза».

По сравнению с брюссельской в Париже программа была немного перестроена. Еще при заключении контракта Сориа меня предупреждал, что французы - народ темпераментный и нетерпеливый: они любят быстрый темп. Наши представления с антрактом обычно длятся около трех часов. При составлении программы эти особенности зрителей были учтены, все еще раз скорректировано. Особое внимание обратили на заполнение Поповым, Савичем и Мозелем пауз при смене аппаратуры и реквизита.

Надо сказать, что Олег Попов со своей задачей справился блестяще. И Париж, где его назвали Солнечным клоуном, стал началом его триумфа на манежах Европы и других континентов. Газеты были полны восторженных отзывов и о его мастерстве и об очаровании его маски, образа. Действительно, открытая, приветливая улыбка, доброжелательность и неунывающий характер его героя, чувство собственного достоинства не просто пришлись по душе, но покорили парижан, как потом покоряли зрителей других стран. Парижане почувствовали в нем что-то родственное своему национальному герою Гаврошу. Олег так быстро стал популярен, что уже через несколько дней можно было купить куклу «Олег Попов» и клетчатую кепку, подобную той, что он носил на манеже.

Что ж, успех к нему пришел не случайно. В Олеге Попове счастливо соединились все те качества, которыми должен обладать идеальный клоун: и чувство юмора, и актерская выразительность, и «ловкость на все руки». Клоуны, которые могут только участвовать в антре или сценках, но не способны спародировать номер любого акробатического жанра, всегда проигрывают по сравнению с клоуном-универсалом. А Олег Попов может весело пародировать и жонглеров, и акробатов-каскадеров, и эквилибристов. Он исполняет сольный номер «Веселый эквилибрист на свободной проволоке», который превращает в сюжетно-игровую сценку. И на проволоке его герой все тот же неунывающий паренек.

Кстати, из циркового училища он был выпущен именно как эквилибрист, а клоуном стал уже позднее. Но вторую профессию он сделал основной. И, по сути дела, его сольный номер является как бы частью его общего выступления на манеже, ибо он не контраст, не неожиданность, а раскрывает еще одну существенную грань его образа.

Олег Попов очень изобретательный клоун. Он сам многое придумывает, некоторые его трюки и антре, репризы и сценки несомненно войдут в золотой фонд советского циркового искусства: это и клоунады «Свисток» и «Луч» или своеобразный клоунский спектакль «Лечение смехом», а также жонглирование в образе повара кухонной посудой или «горячими» картофелинами. Забегая вперед, хочу сказать, что сердцами парижан Попов завладел

прочно и надолго - четыре раза выступал он в Париже, и всегда с огромным успехом. Да и везде его встречают радостно и называют лучшим клоуном века.

Но не только клоунские выступления - каждый номер нашей программы принимался, что называется, на ура. Особенным успехом пользовался «Медвежий цирк» В. Филатова. Почти все трюки сопровождались овацией и возгласами «formidable»*!

* (Колоссально! (франц.))

Рецензентам же, казалось, не хватало похвальных слов и прилагательных превосходных степеней, чтобы выразить свои впечатления от работы Филатова: «Чудо дрессировки», «Непревзойденное мастерство артиста», «Замечательный номер высокого класса», «Медведи делают все, что угодно» и так далее и тому подобное. Восхищало их также и то, что животные работают без поводка и без принуждения. И, конечно, в статьях отмечали, что успеху этого необыкновенного аттракциона помогает артистическое обаяние самого Валентина Филатова. Ничто в его поведении на манеже не говорит о труде, затраченном на превращение медведей в мастеров всех цирковых жанров. А это дело действительно сложное. На обучение каждого медведя уходит более года, но когда животные стареют, им надо готовить смену. А у Филатова уже несколько раз сменились животные.

Несмотря на то, что нас предупреждали, будто на премьеры приходит особенно сдержанная и даже «злая» публика, - ни злости, ни сдержанности в зале заметить не удалось. На остальных представлениях прием был еще жарче. Администрация велодрома сообщила нам, что на следующий день после премьеры все билеты на остальные представления были раскуплены.

Среди многочисленных статей и заметок особенно обратила на себя внимание одна - в газете «Либерасьон», в которой рецензент Поль Море ль писал: «Чему можно научиться у Московского цирка? - и отвечал: - Прежде всего - абсолютному совершенству движений и выполняемых фигур, чистоте жестов. Во-вторых, легкости и естественности при исполнении даже наиболее трудных комбинаций. Когда следишь за их выполнением, чувствуешь, что упражнения эти являются не какими-то исключительными результатами, достигнутыми советскими артистами ценой сверхчеловеческих усилий, но всего лишь в результате длительного и упорного труда людей здоровых физически и духовно».

Было и еще одно важное признание в статье Мореля - это признание лонжи. Применение ее вызвало много толков еще до приезда советского цирка в Париж. Морель же утверждал, что лонжа никоим образом не вредит качеству самого номера и представлению в целом. Тем более что «они (советские артисты,- Ф. Б.) проделывают упражнения, которые до этого казались невозможными, упражнения, стирающие предел человеческой храбрости и фантазии». Впоследствии по примеру советского цирка в ряде капиталистических стран были введены правила об обязательном применении лонжи в опасных номерах.

Но не только на чисто профессиональные свойства нашего цирка обратили внимание французы. Заметили они также и особые человеческие качества советских артистов, те, что мы сами считали обычными, естественными: мастер делает такие замечательные трюки, а в обращении приятен, приветлив, не заносчив; и поговорит, и пошутит, и покурит вместе с униформистом. Пресса отмечала это как что-то невероятное. Удивляло их еще многое: и дружба, товарищество внутри самого коллектива, и количество экскурсий — они писали о широком круге интересов советских артистов. Наши же артисты лишь боялись, что не поспеют всюду, что многое останется неувиденным. Но должен сказать, что за две недели успели весьма многое - «Гранд-Опера», «Олимпия», Лувр и Версаль, поездили по всему Парижу и его окрестностям, побывали на некоторых промышленных предприятиях и в гостях у парижан, на приеме в обществе «Франция - СССР» и, конечно, посетили Музей-квартиру В. И. Ленина, в редакции «Юманите» были приняты Морисом Торезом, Жаком Дюкло, Марселем Кашеном. Замечу, кстати, что деятели Французской коммунистической партии посетили одно из представлений советского цирка. При их появлении в ложе весь зал встал.

Блестяще закончив гастроли в Париже, наша программа направилась к месту своих следующих выступлений — в Марсель. Господин Сориа и его коллеги признали свою ошибку: да, десяти дней для советского цирка слишком мало, он мог бы собирать полный зал и месяц и два подряд.

На приеме в мэрии Парижа
На приеме в мэрии Парижа

В это же время мне снова пришлось находиться во Франции для решения некоторых вопросов о гастролях французского цирка в СССР. Быстро уладив все дела, я сверхскоростным поездом «Париж — Марсель» поехал посмотреть, как проходят выступления нашего цирка. Я видел много зрителей различных национальностей, но, наверно, самое сильное впечатление производят все же именно французы. По залу то и дело словно прокатывались волны восторга; если смеялись — это были взрывы смеха, который иногда, у особо впечатлительных зрительниц, переходил просто в визг. Ударных моментов в номерах было много. Но помню, что особенный восторг вызвал медведь Филатова, который элегантно прогуливался по барьеру, неся под мышкой собачонку. Наблюдать за зрительным залом было очень интересно: вот один схватил себя за плечи и так и залился, закатился смехом; другой согнулся от смеха в три погибели; третий вытирал платком слезы. Люди были в состоянии полной раскованности, полной отдачи тому, что видели. А в антракте тоже звучал смех, рассказывали друг другу о виденном, чтобы снова еще раз пережить блаженное состояние веселья, радости, восхищения.

В тот вечер в Марселе я особенно остро ощутил силу воздействия советского циркового искусства, понятного всем народам и сближающего людей разных стран, и испытал совершенно особое чувство гордости: артисты были не только полпредами нашего искусства, но и всей страны. И то, что в этом чужом Дворце спорта они приводили в восторг людей другой страны, волновало до слез. Нельзя было спокойно

видеть, как пятитысячная масса людей в едином порыве поднималась на ноги, чтобы приветствовать советских артистов. А потом, после спектакля, толпилась около цирка, не расходилась, чтобы сказать слово привета, пожать руку.

После Марселя цирку предстояло выступать в Лионе, Сент-Этьене и маленьком средневековом: городке Перуже, где Рабадан Абакаров, поразивший своим мастерством жителей, был избран почетным гражданином города. Во всех этих городах искусство советского цирка одерживало триумфальную победу, завоевывало сердца людей и с нашими артистами расставались, как расстаются только с дорогими друзьями.

После 1956 года советский цирк много раз приезжал во Францию. Но теперь уже контракт заключался не менее, чем на два месяца, в течение которых давалось в Париже семьдесят представлений. Чаще всего приезжали совершенно новые для французов программы, только иногда номера повторялись: Олег Попов. Во время первых гастролей в некоторых газетах писали о том, что эта программа - лучшее, что есть в советском цирке, и второй такой не собрать. Забавно, что эти утверждения появлялись в рецензиях вместе с каждой новой программой, и нам было трудно решить, что же французы считают у нас лучшим. Например, о программе 1958 года, работавшей в городах: Париже, Ницце, Марселе, и во время Международного кинофестиваля в Каннах, в которой участвовали М. Назарова, сестры Кох, североосетинские джигиты под руководством Алибека Кантемирова, акробаты на качелях Беляковы, жонглер Нази Ширай, акробаты-вольтижеры Запашпые, эквилибристы на шестах Ивановы и коверный клоун Карандаш, газета «Фигаро» от 25 марта писала: «Московский государственный цирк предложил нам программу значительно выше той, с которой он дебютировал в Париже два года назад. Эта программа более разнообразна и более современна. В ней чувствуется усилие составителей отобрать наиболее эффектные номера, показать как бы живой музей русских цирков».

Газета «Ле Паризьен» в тот же день признавала: «Спектакль большого класса... После спектакля Московского цирка надо писать не отчет, а составлять наградной список». А рецензент газеты «Лпберте» все, что видел на этом спектакле, назвал «ослепительным и сенсационным».

Высоко было оценено искусство Карандаша. Газеты назвали его «нежным клоуном». «Карандаш, - писал критик в газете «Либерте», - не произносит ничего, и тем не менее без каламбура, который мы бы все равно не поняли, ему удается заставить зал кататься от смеха. В этом сущность его блестящего мастерства».

Большое впечатление произвели джигиты. Огненность их работы никого не оставила равнодушным. И с этих пор ни одна наша зарубежная программа уже не обходилась без них.

Большой успех выпал на долю Маргариты Назаровой. Перед началом гастролей в рекламных целях импресарио попросили ее проехать с Пуршем в открытой машине по Парижу. Назарова согласилась. И было забавно видеть, как расширялись от ужаса глаза полицейских на перекрестках, когда они видели в открытой машине спокойно сидящего и разглядывающего улицы тигра.

В других программах с большим успехом выступали клоуны Ю. Никулин и М. Шуйдин, джигиты Тугановы, жонглер на лошади Н. Ольховиков, иллюзионный аттракцион под руководством Кио. Любопытно, что вначале французы решительно возражали против включения в программы иллюзионистов, ссылаясь на то, что номеров этого жанра в их цирках и варьете полным-полно и что фокусами парижскую публику не удивишь. Но когда Игорь Кио блестяще выступал в Канаде и США, Агентство сдалось и не пожалело об этом, потому что он и в Париже имел огромный успех.

Как я уже говорил, гастроли советского цирка во Франции проводились регулярно, и очень скоро между руководством нашего цирка и господином Сориа установились настоящие деловые взаимоотношения. Вообще с ним было очень интересно и легко работать. Человек веселый и доброжелательный, он все умел делать легко, но и основательно. Его работоспособности можно было только удивляться. Однажды он подарил мне пять томов своей книги «Большая история Коммуны» в прекрасном издании «Ливр Клаб Дидро»; кстати, на Международной выставке «Книга-75» в Москве это издание было удостоено серебряной медали «Серп и Молот».

За годы сотрудничества Сориа и его омощники Андреа Томазо и Фердинандо Ломброзо хорошо изучили наш конвейер, и теперь программы составлялись уже при их участии. Сориа и его помощники приезжали в Москву, и мы с ними подолгу и тщательно обсуждали планы предстоящих гастролей, просматривали составленную программу, снова обсуждали, вносили коррективы. В одной из таких бесед родилась у нас идея составить программу из одних конных номеров. Мы обрадовались идее - это могло быть интересным в своем роде представлением. Такие устраивались когда-то очень давно, в XVIII веке, в цирке Астлея.

Конная программа была составлена. В нее включили джигитов, жокеев, высшую школу, па-де-де, «конные статуи», конную комическую сценку. В представлении приняли участие джигиты Тугановы, Л. Котова и Ю. Ермолаев, Королевы, акробаты на лошадях Запашные и многие другие. И только три-четыре номера иных жанров было вставлено для разнообразия. Программу подготовил известный джигит и режиссер М. Туганов. Но гастроли эти оказались очень трудными и чуть не кончились трагически.

Выступления проходили во Дворце спорта у Версальских ворот. На первых представлениях зал заполнился наполовину - это три тысячи человек. Думаю, что сразу сделать аншлаг помешала, как ни парадоксально это звучит, реклама. Дело в том, что на афише было написано «Русская гонка», а это никак не ассоциировалось с Московским цирком. Решили устроить пресс-конференцию, разъяснить, как говорится, что к чему. После этого дела пошли намного лучше. И тут вдруг случилось нечто совершенно невероятное - из шестидесяти лошадей заболело сразу пятьдесят пять. В наших цирках такого никогда не бывало. Ветеринар сказал, что это грипп, но на самом деле было похоже на отравление. Объявили карантин, продолжавшийся дней десять. В общем, все обошлось почти благополучно - пала только одна лошадь. И, как это обычно бывает на Западе, событие привлекло к себе внимание, и программа «Конный цирк» стала пользоваться большой популярностью.

Без всякого преувеличения можно сказать, что успех советского цирка во Франции с каждым приездом увеличивался. Премьеры по-прежнему собирали весь цвет Парижа, и рецензенты называли имена знаменитых писателей, артистов, общественных деятелей — Жан Марэ и Рэй Вентюра, Мария Шелл и Беатрис Бретти, Луи Арагон и Эльза Триоле, Марсель Ашар, Тристан Реми, Ахилл Заватта, известный юрист Рене Флорист, верховный уполномоченный по атомной энергии Франс Перрен. Критики считали, что «советские артисты должны быть счастливы и горды», видя у Дворца спорта скопление «ролс-ройсов» и «кадиллаков» большее, чем на любом приеме, - по их мнению, это говорило само за себя.

По-прежнему были восторженные отзывы прессы: «Клянусь, что я никогда больше не напишу слова «триумф», не вспомнив об этом апрельском вечере 1963 года; все остальное, по сравнению с ним, будет казаться слабым» («Фигаро», 19 апреля). «В 1956 году советский цирк вызвал восторг, выбор настолько велик и качество столь высоко, что трудно было поверить, что его можно повторить еще раз. Однако программа 1967 года служит тому доказательством» («Нувель литерер», 20апреля). Но, может быть, точнее всего определила суть гастролей советского цирка газета «Юманите»: «Вот уже сорок лет советские люди потрясают привычную рутину устоявшихся понятий. Здесь речь идет только о цирке, но так часто повторяли, что искусство манежа интернационально, что чувствуешь себя буквально пораженным, когда открываешь внезапно, что имеется типично национальное цирковое искусство»*.

* («Юманпте», 1958, 21 марта.)

предыдущая главасодержаниеследующая глава










© Злыгостев Алексей Сергеевич, подборка материалов, оцифровка, оформление, разработка ПО 2010-2019
При копировании материалов проекта обязательно ставить активную ссылку на страницу источник:
http://istoriya-cirka.ru/ 'Istoriya-Kino.ru: История циркового искусства'

Рейтинг@Mail.ru

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь