Федеративная Республика Германии

Я уже говорил о том, что успех советского цирка в Варшаве взволновал многих импресарио Европы. Одним из первых в 1956 году в Москву приехал импресарио из ФРГ. Следует еще раз отметить, что мы всегда имели дело только с импресарио, ни один директор крупного цирка ни в какие отношения с нами вступать не хотел и не мог — мы были для них опасными конкурентами. Зато они часто просили прислать для включения в их программы два-три наших номера, чего мы не делали.

В то время, когда международные связи советского цирка только еще завязывались, каждые новые переговоры имели свои трудности. Мы не знали стиля работы импресарио, а они приходили в ужас от наших требований, так как часто не были знакомы с цирковым делом, занимаясь совсем другими областями искусства или даже торговлей. Тогда приходилось много объяснять.

И мы вели с ними переговоры, которые на первых порах были похожи на ликбез. Пришлось подробно объяснять им особенности циркового устройства, снарядов, аппаратуры и, конечно, самого манежа с барьером. Нам казалось, что они все усвоили. Когда же они вернулись к себе, то убедились, что построить такой манеж, как требуется, им все же не удастся, и нередко мы получали телеграммы, которые вызывали веселое оживление: «Пришлите манеж».

Конечно технические трудности проведения гастролей советского цирка не могли не возникать. Даже на примере одной страны — ФРГ — их было больше, чем надо. Взять хотя бы высоту дворцов спорта. Она колебалась от 9 до 35 метров. Вместимость зрительных залов колебалась от 3 до 12 тысяч мест. Расстояние от барьера до первого ряда часто доходило до 10 метров, а отсюда— потеря контакта актера со зрителем. В некоторых помещениях крыша была из... дощечек. И тогда на легких фермах крепились только самые несложные аппараты.

Или в ФРГ мы направили чертежи барьера, а в некоторые страны посылались даже барьеры, изготовленные в СССР.

Когда технические и финансовые вопросы были утрясены, мы назначили день премьеры.

За несколько педель до начала гастролей программа была собрана и обкатана, артисты уже готовились к отъезду, а в городах ФРГ расклеены рекламные плакаты и арендованы помещения, как вдруг стало известно, что власти ФРГ отказали советским артистам в визах.

Это был 1957 год — самый разгар «холодной войны». По этому поводу в «Правде» был напечатан фельетон Д. Заславского «Советские акробаты и боннские дипломаты», в котором, в частности, говорилось: «Представитель боннского министерства иностранных дел... разъяснил журналистам, что отказ в визах мотивируется опасностью «культурного наступления» со стороны

Советского Союза»^*. Бывший тогда министром иностранных дел ФРГ фон Брентано заявил, что пока он занимает этот пост, советские клоуны в ФРГ не приедут. Но для варьете визы могут быть даны. «Но ведь и варьете имеет цирковые номера - жонглеры, например, или партерные акробаты, или велофигуристы». «Несколько цирковых номеров допустимо», - был ответ.

^* (Заславский Д., Советские акробаты и боннские дипломаты.- «Правда», 1957, 6 мая)

Импресарио за это ухватился и предложил нам переделать контракт. Теперь в нем указывалось, что в конце 1958 года в ФРГ приедет советское варьете, в которое будет включено три цирковых номера.

Премьера состоялась в Штутгарте 26 декабря 1958 года. Едва мы въехали в город, как нам бросились в глаза огромные рекламные щиты, объявлявшие: «Сенсация года! Гастроли Московского государственного цирка».

Меня это объявление напугало. Ведь власти снова могут отменить гастроли, но импресарио успокоил: — Московский цирк уже здесь, а Брентано - в Бонне и ему не до цирка.

Но тут же нам сообщили и огорчительную весть о том, что билеты раскупались слабо, так как большинство не верит, что гастроли действительно состоятся, что такие афиши они уже видели и в прошлом году, а цирк так и не приехал.

Штутгартские газеты сообщили о начале наших гастролей довольно спокойно, и только в одной из них появилась заметка, в которой сообщалось, что премьера Московского цирка будет отложена, так как Олег Попов объелся черной икры и заболел. Газете пригрозили судебным преследованием, и на другой день на том же месте было помещено опровержение - дескать, автор заметки ошибся, гастроли состоятся и Олег Попов жив, здоров и сегодня вечером выйдет на манеж. В программе были номера В. Филатова, «Цовкра», акробаты-прыгуны с качелями под руководством В. Белякова, гимнасты на круглом турнике под руководством М. Николаева, воздушные гимнастки Бубновы, жонглер на лошади Н. Ольховиков, танцы на проволоке Н. Логачевой, пластический этюд А. Пчельниковой, гимнастка на трапеции Р. Немчинская.

Для встречи со зрителями Штутгарта наши артисты готовились особенно тщательно - они знали, что в Германии сильный цирк, по уровню мастерства он один из лучших в Европе. И вот премьера. Первый номер программы — «акробаты на качелях» Беляковы. Очень удачное начало - захватывает зрителей русская удаль, высокие полеты, ибо качели выкидывают гораздо сильнее, чем подкидная доска. Каждый трюк сопровождался аплодисментами, а финал, когда акробаты каскадом срываются с летящих качелей и приземляются, сделав в воздухе различные замысловатые фигуры, вызвал просто шквал в зале. А когда очередь дошла до медведей, то все служащие спортзала, даже буфетчицы, побросали свои рабочие места, чтобы посмотреть на это удивительное зрелище. В способностях медведей Филатова никто из зрителей не сомневался, ибо в один из дней медведь проехал по Штутгарту на мотоцикле, сопровождаемый Филатовым. И так было в каждом городе. Помню, в Эссене буфетчица сказала: «Не узнаю наших зрителей, что с ними произошло? Никогда их такими не видела: орут, стучат, визжат».

Приезд советского цирка в Штутгарт явился для города значительным событием. Поэтому на премьере присутствовали деятели культуры и искусства, представители деловых кругов, а также

власти города во главе с обербургомистром. После первого представления был устроен прием. Обербургомистр, выступая, сказал: «Вы покорили своим искусством жителей Штутгарта. Нет сомнений, что зал будет всегда переполнен, а это многое значит, если учесть, что швабы не очень охотно тратят деньги». Олег Попов быстро приготовил репризу, так сказать, на «местную тему», он изобразил в ней упомянутую бургомистром характерную особенность шваба: «Живи-живи, копи-копи - потом умирай» - таково было примерное содержание этой сценки.

В Штутгарте наш цирк проработал всего шесть дней, но мы отчетливо чувствовали, как с каждым днем теплеет вокруг нас атмосфера, как с каждым днем увеличивается у нас число доброжелателей. С каждым днем увеличивалось и количество людей, желающих попасть на представление советского цирка. Ни снег, ни дождь не могли их прогнать от касс.

После первого же представления импресарио просил, чтобы Ольховиков в конце номера не проносил голубой флаг с цирковым значком, на котором была изображена красная звездочка, ибо его кто-то предупредил по телефону, что в противном случае в зал будет брошена бомба. Бомбу не бросили, но в тот же вечер перед вторым отделением какие-то люди подошли к манежу и стали что-то кричать. Зрители их освистали и прогнали. Надо себе представить, как важно это отношение зрителей, когда нервы артиста напряжены, потому что вокруг снуют какие-то темные личности, подсовывают антисоветские книжонки. Как только наш цирк начал работать, около спортзала возникли два киоска, в которых продавалась антисоветская литература и книги издательства «Посев». Но сама жизнь показывала всю бесплодность попыток сдержать рост симпатии к Советскому Союзу. Когда мы были во Франкфурте, стало известно, что в нашей стране запущена ракета в сторону Луны. И в эти дни овации в цирке были особенно бурны, а возгласы зрителей особенно приветливы.

В ФРГ у меня было много пресс-конференций. Одну из них, в Эссене, я запомнил лучше других. Собралось множество корреспондентов газет, журналов, радио и телевидения. Пресс-конференция проходила деловито, спокойно, даже весело. Задавались конкретные вопросы об артистах, об особенностях советского циркового дела, о состоянии различных жанров. И вдруг встал один из корреспондентов, сказал, что у него несколько вопросов, и заглянул в бумажку.

- Первый вопрос такой: в какой форме власти Кремля дают задание цирку пропагандировать пятилетку? Или цирк не занимается политикой?

Сохраняя серьезный вид, я ответил:

- Да, Кремль дает специальное указание по этому вопросу. И вы это сможете завтра увидеть на представлении. Обратите внимание: когда Ольховиков будет жонглировать пятью булавами — это пропаганда пятилетки, а когда он на лоб поставит палку с подносом, на котором графин и шесть фужеров, то это он уже пропагандирует семилетку.

На секунду воцарилось гробовое молчание, а потом весь зал содрогнулся от хохота. Остальные вопросы этого «представителя прессы» заданы не были, ибо он бежал из зала.

Какие бы сложные условия работы ни представлялись нам во дворцах спорта, советские артисты справлялись с любыми трудностями. Франкфурт-на-Майне предоставил нам выставочный зал на восемь тысяч зрителей с высотой стеклянного потолка в двадцать метров. Крепить воздушные номера было не за что. Решили подвесить рельс к крыше на высоте 35 метров. Но этот «снаряд» оказался ненадежным - во время работы Раисы Немчинской рельс согнулся, а один из тросов, на котором он был подвешен, - лопнул. Хорошо еще, что трос находился на большом расстоянии от публики.

Из-за отсутствия подсобных помещений пришлось отгородить от зала ширмами необходимое пространство и там разместить животных и реквизит. Но ширмы только скрывали от глаз то, что делалось за ними, отнюдь не обеспечивая звукоизоляцию, поэтому зал слышал, что происходило за ширмами, а звери — что происходило в зале. А это не всегда на них действовало успокаивающе. Впрочем, обычные зрители вели себя более или менее сносно, то есть шумели в меру. Но однажды представление закупила американская воинская часть. После каждого поправившегося трюка солдаты так пронзительно свистели, так неистово топали по доскам амфитеатра, что звери за ширмой пришли в страшное беспокойство. Забились лошади, зарычали медведи, даже смирные петухи Олега Попова закукарекали на весь зал. Все это было бы забавно, если бы животным не надо было выступать. А взволнованные звери работают очень неровно. В Эссене игровая площадка помещалась на втором этаже. Поэтому лошадей Ольховикова пришлось поднимать на лифте, а дверь, ведущая в манеж, была столь узка и низка, что не только животные, но и крупногабаритный реквизит в нее не проходил. Поэтому реквизит в зал приходилось вносить через окно, которое было гораздо шире дверей. Неудобным здесь было и то, что зрительские места находились с одной стороны зала, как в театре. В Висбадене - зал высотой всего в девять метров и никакой закулисной части. Тут даже и отгородить было нечего, так что звери располагались на улице, под брезентовым навесом.

Кроме Штутгарта, Франкфурта и Эссена мы выступали еще и в Гамбурге, Дортмунде, Киле. Как всегда, мы стремились посетить все исторические и мемориальные места, познакомиться с жизнью страны, ее людьми. В Штутгарте побывали в Доме-музее Гёте, а в Дортмунде нам даже удалось осмотреть некоторые цехи металлургического завода. Однажды к нам пришла профсоюзная делегация этого завода с просьбой, чтобы хоть несколько артистов согласились быть гостями рабочих. Мы с радостью откликнулись на их приглашение и приехали в полном составе. Как я уже говорил, мы всегда стремились к подобным встречам и их удавалось устраивать во всех странах. На заводе мы встретились с рабочими, инженерами, с руководителями профсоюза и с членами правления завода. Они расспрашивали обо всем, интересовались, бываем ли мы на наших заводах, и, когда узнали, что мы там частые гости, стали задавать вопросы о том, как живут советские рабочие. Улучив минуту, ко мне подошел какой-то пожилой человек, отрекомендовался по-русски инженером, а потом сказал, что он учился металлургическому делу в Екатеринославе и уехал из России в 1914 году.

- Я, как и многие немцы, - сказал он мне, - был воспитан в духе исключительности немецкой расы. Что немцы способны драться лучше всех. Я тоже в это верил. Но Восточный фронт, на котором мне пришлось воевать в 1942 году, и, конечно, год сорок пятый развеяли эту уверенность. Вы нам преподали урок на всю жизнь. А сейчас вы покоряете нас искусством.

Здесь же, в Дортмунде, бургомистр на встрече после премьеры сказал: «Через смех вы проложили мост дружбы к сердцу немецкого народа».

Наши повсеместные успехи зафиксировала и пресса. Газета «Ди вельт» писала, что премьера «превзошла все ожидания и что достижения советского цирка изменили все существовавшие до сих пор критерии циркового искусства». И снова в статьях мелькают слова «восхитительно», «фантастично», «великолепно». Давая общую оценку спектаклям, газета «Штутгартер цейтунг» писала: «Коллектив артистов работает уверенно и быстро, элегантно п искусно». Журналисты нам рассказывали, что такой прессы не имел ни один гастролирующий в ФРГ ансамбль, не говоря уж о том, что все девяносто семь представлений прошли с аншлагами, хотя мы работали в залах, вмещающих от четырех до девяти тысяч человек. Зрители и пресса выражали большое удовлетворение тем, что, вопреки всем козням, гастроли советского цирка все-таки состоялись. За два месяца было опубликовано около тысячи заметок и рецензий. Одной из причин многочисленности откликов явилось то, что мы ездили по разным немецким землям, а каждая земля имеет и свои газеты.

Однако не все в ФРГ были довольны приездом и успехами советского цирка. Директора цирков выразили даже свой протест. В ежемесячной газете «Дейче циркус цейтунг» была напечатана статья под заглавием «За неодносторонний культурный обмен», в которой выражалось опасение, что успех советских артистов подорвет и без того не блестящие дела немецкого цирка. «Отцы семейства», говорилось в этой статье, проходят мимо касс немецких цирков, ссылаясь на то, что цены там очень высоки, и «стоят в очереди перед кассами г-на Маттнера, без ропота тратят несколько десятимарковых купюр, чтобы посмотреть сенсацию русских. Ну а насколько программа действительно сенсационна - здесь можно спорить». Далее в статье говорилось, что из огромного количества номеров советского цирка можно, конечно, отобрать несколько хороших. И если бы им дали возможность, то и они бы собрали из всех немецких цирков такую программу, перед которой советская программа «определенно бы поблекла».

Что ж, такая возможность немецким цирковым деятелям была предоставлена, и они сами составили программу для гастролей в Советском Союзе в 1964 году. Мы приняли немецких артистов сердечно, тепло. Да и наши зрители проявили к их искусству большой интерес, билеты были распроданы еще до начала гастролей. Действительно, в программе были великолепные номера, поражавшие виртуозностью, легкостью исполнения труднейших трюков, юмором, отвагой исполнителей. Квартет акробатов на батуте Сорани, жонглер Нико Рубио, дрессировщик шимпанзе Цилли Ленц, велофигуристы Марчитас - все эти артисты не просто демонстрировали акробатические упражнения или трюки, но главным образом актерскую игру, превращающую их номера в сценическое действие. Однако были в этой программе и более традиционные и несложные номера. Но главное - программа не была единым целым, не была спектаклем. Даже парады-прологи были простым проходом артистов по манежу. И если говорить о соревновании, или, как сами немцы это определяли, о конкурентной способности, то немецкий цирк этой борьбы не выдержал и они это поняли сами, так как в дальнейшем в ответ на наши цирковые программы они посылали либо оркестры, либо варьете, но цирка уже больше не было ни разу. В беседе после одного из представлений советского цирка в ФРГ, в которой приняли участие несколько хозяев частных цирков, они так откровенно и признались, что хотя в ФРГ цирк и не плохой, и со своими старыми традициями, и что хотя зритель его любит, но после гастролей советского цирка работать становится труднее. А один из них не удержался и воскликнул: «Я все

время думаю, что произошло с вашим цирком? Мы же его видели в России не так давно, и он был слабее нашего. Почему же мы сейчас не можем конкурировать с вами? — Подумал немного и сам ответил (ответ его поразил и нас): - Советская власть... режиссура».

Подумать только, догадался!

Уезжали мы из ФРГ уже совсем в другой атмосфере. Нас узнавали на улицах, и нам улыбались. Достаточно было сказать: «Мы из цирка», - как лицо человека начинало буквально сиять и он становился сама предупредительность. А иногда можно было слышать и такие признания: «Как же не похожи вы и ваше искусство на то, что о вас писали в газетах и говорили по радио!» И чувствовалось, что признание искренне и удивляет самого говорящего — так долго верил он этой пропаганде.

Утро 25 февраля выдалось в Висбадене солнечным. Когда мы вышли к нашим автобусам, на которых проделали уже более шести тысяч километров по Западной Германии и на которых теперь отправлялись в Австрию, в Вену, то увидели, что около нашей гостиницы собралась большая толпа народа — это жители Висбадена пришли проводить нас и пожелать счастливого пути.

После этой первой, очень успешной поездки в ФРГ последовали другие. Мы посылали туда цирковые программы в 1965 и 1968 годах. И в 1972 году, когда нашим цирком уже занимался другой импресарио. И чувствовалось, как разряжается постепенно вокруг нас атмосфера, как все больше и больше становится друзей, желающих поговорить, познакомиться поближе. Например, во время первых наших гастролей владельцы крупных цирков хотя и приходили на представление, но за кулисы никогда не заглядывали, и мы интуитивно чувствовали их недоброжелательность. Теперь они стали искать с артистами непосредственных контактов. Так, однажды за кулисы пришел Карл Зембах, который долго работал в СССР и, продав свой аттракцион со львами, вводил в него Бориса Эдера. Молодежь его, конечно, уже не знала, но со старшими артистами цирка ему было что вспомнить. С особенным волнением он говорил о том, что больше всего осталось у него в памяти: как по-товарищески к нему относились все и даже стали называть «товарищ Зембах». «Этого я никогда не забывал, - с волнением сказал старый дрессировщик, - и еще я не забыл, как меня принимали русские зрители».

Приходили к нам и те, кто тоже когда-то с успехом выступали на наших манежах, но, вернувшись на родину, постепенно оставили цирк и теперь влачили полунищенское существование. Особенно часто искали встречи немцы, побывавшие у нас в плену во время последней войны. И именно они относились к нам особенно дружелюбно, вспоминая, как хорошо с ними обращались русские в то трудное время.

Что же касается самих гастролей, то они по-прежнему проходили с успехом.

В разные годы в ФРГ выступали программы с участием В. Запашного с аттракционом «Среди хищников», А. Буслаева — «Львы на лошадях» и снова В. Филатова, О. Попова, А. Николаева, Е. Милаева и других.

Хочется вспомнить беседу с одним господином, датчанином по национальности. Он сказал мне однажды:

— Не так много мне осталось жить, а хотелось бы снова побывать в России, в Баку, посмотреть, как преобразился этот город. Я ведь когда-то работал там как инженер фабрики оборудования уличного освещения. Я хорошо знаю все его улицы. И всегда прошу свою дочь Регину привозить мне как можно больше новостей из жизни моего города — представьте, я так до сих пор называю Баку.

В другой раз он спросил меня:

- Скажите, почему я, иностранец, легко, как вы утверждаете, могу попасть в Баку, а вам, жителям вашей страны, без пропуска нельзя поехать даже и в Ленинград? У нас пишут об этом в газетах.

- Вот это да, — сказал я, - какие же нелепости пишут ваши газеты. И как им не надоест. Соберитесь все-таки в Советский Союз. Вы тогда совсем по-другому будете читать ваши газеты.

В самом деле, какими только черными красками не расписывали в немецкой прессе советских людей, а они приехали — и, смотрите-ка, нормальные, да еще жизнерадостные люди, да еще добрые и отзывчивые, но в то же время строги в поведении, не поддаются ни на какие соблазны, ни на какие провокации. А цирк? Целых сто лет немцам твердили, что их цирк самый лучший в мире, и вдруг оказывается, что с русским он не выдерживает конкуренции. Значит, и тут что-то не так - ведь добиться превосходства в искусстве в один день невозможно, - значит, шла какая-то особая работа, значит, было свое понимание этого дела, раз теперь им показывают цирк, который так своеобразен, так выгодно отличается от того, что видели до сих пор на манеже европейские зрители.

Или хотя бы такой эпизод. Во время гастролей 1965 года в один из свободных дней мы совершили экскурсию по Рейну. Это была интересная экскурсия. Настроение у всех было отличное. Наши артисты собрались в кружок в салоне и запели свои любимые песни— «Целинную», «Подмосковные вечера». Через какое-то время открылась дверь салона, а за дверью - все пассажиры стоят и слушают наши песни. Конечно, мы пригласили их к нам присоединиться. Нашлись гитары, устроили танцы, а потом артист Альгин начал петь итальянские песни, да так хорошо, что ему устроили овацию. Осмелев, немцы начали нам подпевать, и уже как не бывало предвзятости, настороженности.

Менялось время, менялись люди, менялись отношения. И если прежде в ФРГ не вывешивались наши флаги и не исполнялся, как это обычно везде бывает, наш гимн, то с 1965 года перед цирками уже развевался Государственный флаг Советского Союза, а перед представлением звучал Государственный гимн. И думаю, уверен, что люди искусства, и в частности цирка, немало сделали, чтобы эти изменения произошли. С миссией дружбы приезжали мы в Федеративную Республику Германии, как и в любую другую страну. И каждый раз, уезжая и наблюдая лица людей, мы понимали, что задачу свою выполнили. Мы завоевали сердца, дружеское расположение, оставили о себе хорошую память.

Нас будут снова ждать и будут рады нашему приезду.