Говард Майер. За стеклом аквариума (Перевод с английского М. Островер)

Толстуха, лилипут, гуттаперчевый человек, великан, пожиратель огня и татуированный уныло сидели каждый на своем помосте и без улыбки смотрели на зрителей, блуждающих по осыпанным опилками проходам.

В тесном пространстве Малого шатра было душно и жарко.

В воздухе стоял резкий звериный запах, но в клетках, стоявших в ряд у дальней стены, никто не шевелился. Время от времени из обезьяньей клетки доносилось странное хныканье. Этот звук был таким жалобным и настойчивым, что те, кто находился ближе к клетке, останавливались и поднимали голову. Даже дети затихали в эти минуты.

Джону Дугласу, стоявшему около стеклянного аквариума на своем помосте, был понятен смысл этого настойчивого плача. Утром Белла, макака-резус, родила детеныша. Детеныш родился мертвый, и смотритель забрал его.

В его долгой цирковой жизни, вспоминал Джон, был уже такой случай, когда одна обезьяна родила утром, перед началом дневного представления. Тогда тоже детеныш родился мертвым, но этого никто не заметил, и днем, когда в шатре было полно людей, обезьяны в клетке пытались вырвать мертвого малыша у матери. В результате произошла ужасная драка, и зрители, ставшие ее свидетелями, возмутились и выразили протест через мэра города.

В тот вечер, вспоминал Джон, они играли перед пустым залом.

Тогда он не обратил на это внимания, потому что у акробата на проволоке, имя которого стоит первым в афише, не может быть ничего общего с исполнителями выходных номеров и зверями из Малого шатра.

Потом, пять лет тому назад, с ним произошел несчастный случай, и, хотя казалось, что все обошлось благополучно, его левая нога отказывалась держаться на проволоке. Оттого, что он любил цирк, и еще оттого, что он не представлял себе иной жизни, он придумал выходной номер. Теперь он ел за столом с актерами из своего шатра и никогда не говорил о своей прошлой жизни. И они, то ли забыв об этом, то ли считая это обычным делом, тоже никогда об этом не говорили. Но по ночам, на верхней полке подрагивающего вагона циркового поезда, ему часто снилось, что он опять идет по туго натянутой проволоке и волна аплодисментов поднимается снизу и, прокатываясь мимо него, исчезает под куполом цирка.

Когда Мак Греди, тяжело пыхтя, начал взбираться по лестнице на помост, мальчики-униформисты, качавшиеся на брезенте позади аквариума, поднялись на ноги и принялись проверять воздушный насос.

Проходя мимо Джона к краю помоста, Мак Греди спросил, не разжимая губ:

- Ну что, сынок? Как самочувствие? Джон коротко кивнул.

- О'кэй. Тогда поехали.

Мак Греди поднял кожаный молот и несколько раз ударил по медному гонгу.

Оглушающий диссонанс наплывал на Джона в душной жаре. Он старался не слушать, не думать, не сравнивать его с чистым звуком фанфар Большого шатра.

Низкие отзвуки гонга докатились до блуждающих между клетками зрителей и словно поманили их, заставив их обернуться и подойти.

Опустив молот, Мак Греди начал свою игру.

- Подходите поближе, ребята, здесь много места, вот тут, впереди. Вот так. Спасибо. И вы тоже, приятель. - Голос Мак Греди разносился по всему шатру, и его толстые щеки подрагивали в такт речи. - Леди и джентльмены, сейчас вы станете свидетелями одного из самых опасных и потрясающих подвигов в мире. Ровно через шестьдесят секунд Джон Дуглас, которого вы видите здесь рядом со мной...

По этому сигналу Джон поклонился три раза поясным поклоном.

- ...человек, который родился здесь, в вашем округе, рискуя жизнью, войдет в этот аквариум. Как только он войдет туда, а вы не забудете, что в руках у него не будет ничего, кроме тупого деревянного копья, мы откроем желоб, ведущий к аквариуму, и из него появится десятифутовая акула, десятифутовая тигровая акула, самый опасный житель глубин. Удар ее мощного хвоста ломает человеку руку, одно движение челюстей отрывает человеку ногу...

Толпа перед помостом беспокойно задвигалась.

Вполголоса Мак Греди сказал:

- Сегодня можно побыстрее, Джон. Жара их и так доконала.

Затем он громко продолжал:

- Да, ребята, в Древнем Риме выпускали человека один на один против льва или медведя, но никогда еще в истории человек не выходил померяться силой и ловкостью с самым сильным и коварным хищником на свете - с тигровой акулой!

Мак Греди затянул паузу, пока ему не удалось вытянуть из зрителей несколько неохотных хлопков.

- В этом пятнадцатифутовом аквариуме вы увидите титаническую борьбу не на жизнь, а на смерть, борьбу, которая могла бы произойти только на дне Тихого океана в пяти тысячах миль отсюда...

- Готов, сынок? - спросил он тихо.

- Готов, - ответил Джон и подал знак униформистам.

Они надели ему на голову легкий алюминиевый шлем

и прикрепили его крест-накрест ремнями на груди. Джон медленно выдохнул и задышал ровно, вдыхая накачиваемый насосом спертый воздух. Через широкое стекло шлема он видел, как Мак Греди открывает и закрывает рот, как подрагивают его щеки. Под алюминиевую каску не проникало ни звука. На секунду, как это бывало перед каждым представлением, им овладела паника. "Их нет, все ушли, - думал он, - я один". Под его босыми ступнями вибрировал насос, зрители шевелились, переступая с ноги на ногу, Мак Греди жестикулировал, но Джон ничего не слышал.

"Ушли, ушли", - нашептывал страх. Он потряс головой - и все прошло.

Рука Мак Греди хлопнула его по спине, ему сунули деревянное копье. Когда он повернулся, мальчик-униформист надел ему на левую руку медный кастет. Он медленно поднялся по лестнице и осторожно соскользнул в зеленую воду. За аквариумом зажглись прожекторы.

Все, что находилось в аквариуме, он видел ясно и отчетливо, но мир за стеклом аквариума был качающимся и раздробленным хаосом. Он обошел аквариум и занял свое место в углу. Провисший шланг натянулся. Согнувшись, с нацеленным копьем, он не спускал глаз с противоположной стены. Туда через отверстие стока желоб выпустит свой груз. Каскад брызг взорвался над изумрудной зеленью воды, и огромная серая акула была уже тут. Она лежала, вялая и неподвижная. Ее спинной плавник покачивался, ее маленькие круглые злые глаза уставились на Джона.

Кусок мяса ударился о поверхность воды и начал медленно погружаться. Серая рыба сделала круг, повернулась на бок - и кусок мяса исчез. Теперь акула делала круг за кругом, опускаясь с каждым разом все ниже и ниже. Джон совсем вжался в угол аквариума.

На высоте его груди акула перевернулась на бок, открыв пасть и обнажив белые и острые, как бритва, зубы. И бросилась на него.

Он ударил ее копьем. Удар отдался в руке и плече. Акула, не переставая кружиться, всплыла к самой поверхности воды над его головой.

Теперь настал самый опасный момент: он должен был перейти из одного угла в другой. Примеряясь к круговым движениям акулы, он начал свой путь. Вода давила ему на грудь. Серая туша понеслась на него. Он почувствовал удар, копье сломалось, рыба отскочила, и ее хвост оцарапал его плечо. Он добрался до угла.

На другой стороне аквариума акула медленно опустилась до уровня его груди. Вдруг, рванувшись вверх, она бросилась на него. Джон ударил ее левой рукой, и разрывающая боль отдалась во всех мышцах. А акула уже опять кружила по поверхности над его головой. Он почувствовал, как его плеча коснулся трос. Не отрывая глаз от огромной рыбы, он продел его через плечи под мышки и начал медленно подниматься. Его уже наполовину вытянули из воды, когда последовала новая атака. Он подтянул ноги и ударил вниз тем, что осталось от копья. Поверхность воды замутилась добела. Его осторожно опустили на помост. И снова все было кончено. Ему дали полотенце, с него сняли шлем. И он не успел еще дойти до края помоста, чтобы поклониться, а толпа уже переходила дальше. Пожиратель огня начал разжигать свой факел. Мак Греди забубнил.

Стоя на краю помоста и вытираясь досуха грубым полотенцем, Джон заметил двух мальчиков - все, что осталось от его публики. Им было лет по двенадцати, у одного были зализанные назад волосы и массивные очки с двойными линзами, другой был светловолосый, веснушчатый и курносый. Они смотрели на Джона, не замечая его, и говорили о нем так, как всегда разговаривают зрители в присутствии цирковых артистов, - словно они не существуют.

- Я бы не побоялся залезть в эту штуку с акулой, - сказал тот, который был в очках. - Я бы сделал это даже лучше, чем он. Потому что я тоньше.

- Да брось ты. Ты бы до смерти испугался, - презрительно фыркнул другой.

- Посмотри на утлы аквариума, - настаивал мальчик в очках. - Посмотри, какие они глубокие. Он в них забивается. Вот что он делает. Тот человек сказал, что аквариум длиной в пятнадцать футов, а в акуле десять. Чтобы достать его, ей надо согнуться пополам. А она ж не может. И потом, акула поворачивается на спину, когда она кусается. Она плывет прямо на него. Он дает ей по носу кастетом и отбрасывает ее назад. Акула ничего не может ему сделать. Чего ж тут трудного?

- Да ну, у тебя на все есть ответ, - сказал веснушчатый. Но он говорил это, уже не думая, потому что его внимание было приковано к Джону. Он разглядывал его пристально, словно оценивая.

- Послушай, Билл, - сказал он, - как ты думаешь, он правда отсюда, из нашего округа?

Двойные линзы оглядели Джона.

- Я таких здесь не видел, - веско сказал мальчик. Веснушчатый кивнул головой.

- Похоже, что не из наших. Джон махнул на них полотенцем:

- Кончайте, ребята, - сказал он. - Идите отсюда. Они еще немного постояли, молча глядя на него, потом повернулись и вразвалку пошли в сторону пожирателя огня.

Джон занялся оборудованием - проверил насос, аккуратно высушил и свернул шланг. Огромную цистерну сняли с кузова грузовика и поставили на землю, снова присоединили к ней спускной желоб, а сам стеклянный аквариум приподняли. Акула лежала неподвижно, как толстое серое бревно. Когда уровень воды упал, она после минутной борьбы была втянута наконец в цистерну.

Аквариум начали чистить. В Малом шатре часа два уже никого не было. "Пора", - подумал Джон и набросил на плечи купальный халат.

Он сошел с помоста и пересек шатер; подняв боковой полог, он вышел на безлюдную дорожку "аллеи клоунов", миновал пустой ряд вешалок от костюмов и длинный строй сундуков с поднятыми крышками. Подходя к служебному входу Большого шатра, он услышал последние звуки вальса, под который кружились пони. Он поднял откидной полог и вышел на арену. Заканчивая выступление, пони проносились мимо него - сперва серые, потом гнедые, за ними черные.

Один за другим гасли огни, но Джон уже нашел взглядом слабо очерченный силуэт над головой и не спускал с него глаз. В оркестре сверкнула медь инструментов и зазвучали фанфары - все громче и громче, все выше и выше - и, наконец, замерли на самой высокой ноте. В цирке воцарилась полная тишина. Тишина длилась и длилась, и вдруг - как удар - под самым куполом зажегся прожектор и выхватил из темноты стройную белую фигурку на крошечной качающейся платформе, покрытой красным бархатом.

По залу пронесся вздох облегчения. Высоко над запрокинутыми лицами зрителей маленькая фигурка шевельнулась и потерла ноги в ящике с мелом. В темноте, далеко внизу, ноздри Джона почувствовали запах тертого мела.

Когда фигурка наверху подняла длинный шест для баланса, Джон ощутил его тяжесть в своих ладонях.

Красиво и быстро фигурка добежала до середины шатра. Проволока слегка закачалась, и на мгновение Джону показалось, что она вонзилась в его ступни.

Высоко вверху руки отпустили длинный шест, и он, плавно переворачиваясь, упал на сетку далеко внизу. На какое-то мгновение фигурка замерла, удерживая равновесие, и вдруг подпрыгнула, молниеносно повернулась кругом и опустилась на одну ногу. Казалось, нога сейчас соскользнет - и гигантский вздох, как тысяча стрел, устремился под купол. Медленно и бесконечно осторожно фигурка выпрямилась на проволоке. Взрыв аплодисментов понесся кругами по тесному залу, как вспыхнувшее пламя.

"Молодец", - подумал Джон с торжеством, и его тело задрожало от физической боли свершения. Остальное было лишь делом безошибочной координации и бесконечного терпения. Он повернулся и вышел.

За пологом шатра все было в смятении. Выводили слонов, выкатывали колесницы. Жокеи выстраивались для заключительного парада.

То тут, то там его окликало размалеванное лицо клоуна. За его спиной снова заиграл оркестр, но он уходил дальше и дальше, и звуки становились все глуше.

Когда он опустил за своей спиной последний полог, ощущение полной тишины и неподвижности овладело им. Малый шатер был безлюден, помосты пусты. Лампа у входа отбрасывала желтый круг света, все остальное терялось в темноте. Его ухо уловило безостановочный топот мягких лап. Это одна из диких кошек, измученная жарой, мерно бегала по своей тесной клетке, погруженной в тень. Вдруг, словно почувствовав его присутствие, из обезьяньей клетки снова донесся жалобный и настойчивый плач. Топот прекратился на мгновение, затем послышался снова.

Джон пересек шатер, подошел к своему помосту и открыл ящик. Он достал связку бананов, которую купил утром, оторвал от нее один банан, подобрал палку и пошел к обезьяньей клетке. Он не сразу разглядел ее, серый пушистый комочек, забившийся в дальний угол клетки. Ее руки повисли, подбородок зарылся глубоко в шерсть на груди. Джон просунул банан сквозь решетку и тихо позвал ее. Она задрожала и отвернулась. Он позвал ее снова. Со всех сторон клетки бесшумно набежали обезьяны, пытаясь достать банан, но стук палки по прутьям решетки отгонял их. Он снова позвал ее. На этот раз она подняла голову, но оставалась в своем углу. Он услышал, как справа от него дикая кошка тяжело шлепнулась на пол клетки, устраиваясь на ночь. В шатре стало совсем тихо. Он стоял, просунув руку с бананом между прутьями.

Прошла минута, потом другая. Вдруг Белла, неслышно перебежав клетку, очутилась перед ним, ее маленькие руки протянулись к нему, и она взяла банан. Прижав банан к груди и зарывшись подбородком в шерсть, она съежилась на полу. Джон протянул руку сквозь решетку и взял у нее банан. Она не сопротивлялась. Он очистил банан до половины и снова отдал его Белле. Медленно и неохотно она начала жевать банан. Джон протянул руку и ласково погладил ее пушистую голову.